Сочетавшись браком с Франсуазой, Людовик урегулировал свои нравственные отношения с церковью (помимо этого, существовали еще чисто материальные проблемы с папством, причем дело доходило до того, что королю угрожали отлучением), перестав жить во грехе, но не мог открыто поднять ее до своего уровня по причине низкого происхождения. Попав в эту двусмысленную ситуацию, Мадам де Ментенон была вынуждена приспосабливаться к ней. Ее принято считать воплощением лицемерия, но вот что писал о ней герцог Сен-Симон: «Она не была столь фальшива по своей природе, необходимость за долгие годы приучила ее к сему».

Не принесла законной супруге счастья и интимная жизнь. Эгоистичный, своевольный, стоявший намного ниже жены по уровню развития Людовик сразу дал ей понять подчиненность ее положения и невозможность переменить нрав мужа. Огромный сексуальный аппетит короля, который тот сохранял чрезвычайно долго и проявлял иной раз дважды в день, также немало досаждал ей, и Мадам де Ментенон нередко жаловалась в письмах своим духовникам на так называемые «мучительные моменты». В ответ на это она получала письма примерно следующего содержания:

По-видимому, у Людовика была какая-то исключительная биологическая совместимость со второй женой в сфере интимной близости, может быть, свою роль сыграли уроки, полученные Франсуазой от Скаррона и маркиза де Вилларсо, отъявленного распутника, поскольку после заключения тайного брака король вел строго моногамный образ жизни. Времена гарема «а-ля Европа» из так называемых «трех королев» навсегда канули в Лету. Как ни старались историки, им удалось откопать только мимолетное увлечение короля фрейлиной дофины, мадемуазель Лаваль, да и то, соблазнив девушку, он тут же оставил ее, поручив Мадам де Ментенон подыскать ей мужа.

В Версале Мадам де Ментенон поселилась в скромных покоях всего из четырех комнат и прожила там 33 года. Каждый день в позднее послеполуденное время ее посещал в течение трех-четырех часов король, и тогда двери запирались – это время посвящалось любви. Однако иногда после того, как двери вновь открывались, Людовик оставался там поработать, мог вызвать к себе с докладом какого-то министра – вещь, немыслимая в покоях Мадам де Монтеспан. Обедала Мадам де Ментенон у себя, ибо не имела права присутствовать ни на малых, ни на больших обедах и ужинах короля – это была прерогатива исключительно членов королевской семьи. Зато в ее покои приходили плакаться и делиться всяческими невзгодами более молодые представители законной и незаконной поросли этого странного семейства, причем любимцем Франсуазы навсегда остался герцог Мэнский.

Молодая поросль вела себя весьма легкомысленно, мало соблюдая библейские заветы, и это раздражало Мадам де Ментенон. Овдовевший в 1690 году дофин решил, что, став отцом троих сыновей, он выполнил свой долг перед отечеством и теперь может жить как заблагорассудится. Он удалился в свой замок Медон, возглавив так называемую «медонскую клику», которая только и ждала, когда Людовик упокоится, дофин займет свое законное место на троне и покончит с порядками отца. Его крепко опутала своими чарами мадемуазель Мари-Эмили де Шуэн (1670–1732), бывшая фрейлина дочери Луизы де Лавальер, вдовствующей принцессы Конти. Она была натуральной интриганкой, весьма дурной собою, но обладавшей такими мощными грудями, что, по выражению современников, на них можно было играть, как на литаврах. Под воздействием нового курса на добропорядочность при дворе дофин вступил с ней в тайный брак, т. е., в медонском замке появился двойник Мадам де Ментенон. Надо сказать, что после смерти дофина Мари-Эмили скромно поселилась в Париже, полностью отстранилась от жизни двора и вела исключительно добропорядочный образ жизни, занимаясь богоугодными делами.

Мадам де Ментенон почти не принимала в своих покоях посторонних людей, чтобы попасть к ней, следовало подробно и убедительно изложить цель посещения и запросить аудиенцию. Это не прибавило ей популярности, но вызывало уважение окружавших. Будучи женщиной деятельной и свято верившей в силу просвещения, Франсуаза окружила себя несколькими верными единомышленниками и начала воплощать в жизнь те замыслы, о которых мечтала давно и которые требовали как можно большего ее присутствия за стенами королевских дворцов. Она направила все свои силы на помощь бедным и в этом отношении сделала в десятки раз больше, нежели какая-либо другая французская королева или фаворитка. Мадам де Ментенон была совершенно искренней, когда произнесла следующие слова:

– Я не нуждаюсь в похвалах, чтобы творить добро, сие есть моя страсть.

Примерно в это время художник Миньяр написал портрет Мадам де Ментенон в виде ее небесной покровительницы, святой Франсуазы Римской[67]. Примечательно, что, когда художник спросил у короля, позволительно ли ему добавить к накидке оторочку из королевского меха горностая, тот с улыбкой ответил:

– Святая Франсуаза Римская сего заслуживает.

Она оказывала помощь беднякам в Шамборе, Версале, Фонтенбло, Ментеноне и Париже. Конечно, во время холодных зим Мадам де Ментенон, как то было принято, раздавала торф, дрова и провизию, но у нее был совершенно новый подход к благотворительности. Из опыта своей жизни Франсуаза знала, что бороться с трудностями много легче человеку, обладавшему каким-то ремеслом или некоторой образованностью. Уже в феврале 1684 года она поселяет в замке Нуази-ле-Сек в Рюэе сто двадцать молодых девушек из обедневших дворянских семей, в основном обращенных гугеноток, во главе с директрисой. Этот замок подпадал под снос в связи с расширением садов Версаля, и король подарил его своей тайной жене, по ее просьбе там учинили грандиозный ремонт и привели в порядок сад. Это был зародыш будущего института Сен-Сир, и Мадам де Ментенон проводила там целые дни, наблюдая за обучением, вышивальными работами и чистотой на кухнях.

Тут же начинается строительство образовательного института Сен-Сир, порученное Мансару, комплекс зданий в форме буквы «Н». Ни король, ни Мадам де Ментенон не любили монастырей и всячески подчеркивали, что образование, предусмотренное в новом заведении и предполагающее «солидную набожность», должно быть светским и лишенным «монастырской мелочности». Обучение имело по тем временам ярко выраженную светскую направленность, поскольку, помимо основных дисциплин вроде чтения, арифметики, орфографии, преподавались музыка, танцы, умение вести беседу, декламация и участие в театральных постановках. Девушки прекрасно разыгрывали трагедии Корнеля и Расина, танцевали и пели. Именно это вызвало недовольство святош и привело впоследствии к тому, что правила заведения и содержание преподавания претерпели изменения не в лучшую сторону, а Сен-Сир был преобразован в монастырь. В результате этого воспитательницы, вначале настроенные на светское образование, были вынуждены принести обеты бедности, целомудрия, смирения и предназначения для обучения.