– Не очень, если честно. На каком же языке с тобой звёзды разговаривали? – съязвил Мальцов.

– Ага! Я и не ожидал, что поверишь. На очень даже звездном языке! Он внутри меня был, этот язык, всего меня до дрожи наполнил, как музыка. Я его каждой клеточкой ощутил, понимаешь? У меня тогда подруга была, я к ней пошел, рассказал – тоже сперва не поверила. Но она велась от меня, в рот мне смотрела, я ее отстучал той ночью, тогда поверила. Сказала, точнее, что верит, но скажи я, что душа у меня из тела ночью выходит и над миром летает, она бы легко и в это поверила после той ночи. Любила меня, а мне не до нее было. Я решил на истфак перевестись. Перевелся. Марксизм-ленинизм, «Государство и революция», «Как нам реорганизовать Рабкрин?», «Странички из дневника» – это я на пять сдавал, ни разу не читая. Преподаватели узколобые мою пургу слушали, я ими как хотел вертел, они же сами в свою чушь уже не верили. Тут тоже учился легко, но мне отметки пофигу, я самостоятельно занимался, широко смотрел, обобщал, чертил таблицы на ватманских листах: одни империи рушатся, другие им на смену идут, а в будущих третьих еще идолам поклоняются, но некая стадиальность в мире присутствует, я ее назвал параллелизмом. Мне казалось, что смогу поймать некий закон, по которому всё устроено и устраивается. Таблицы выявляли закономерности. Людей история не учит, а ведь время движется схоже, ой как схоже. Ловил-ловил я закон – не поймал. Главное, что наконец понял, – это сами люди, их судьбы, их пристрастия, их трусость или бесшабашность, гений, умение сыграть правильно или неверно. Мир движется благодаря большой игре, которую постоянно ведут люди! А раз люди одинаковы и время их жизни течет похоже, ошибки одни и те же, всегда. Я тогда читал ночи напролет: старые документы, мемуары, письма, а в них лишь бледные тени умерших людей. Они мне, мои герои, мерещиться стали, я их домысливал, как наяву видел, как вот в окно поглядеть на те деревья. Но зачитался, мама была права, переусердствовал, голова стала как чугун, и всё в ней вертится, перемешалось всё и никак на места не встанет. Забросил книги, пошел в загул, а как студент гуляет, ты знаешь: всякой дряни испробовал, что общага предлагает. Иногда помогало, иногда, наоборот, в такой провал утянет, не знаешь, как выкарабкаться. Но всё больше вата кругом и ночь кромешная. Тоже не решение проблемы. Ничего в прошлом, ничего в будущем, есть только сейчас и здесь, где ты сам. Ну я и сбежал из Сибири в Центральную Россию, откуда всё пошло-поехало. Походил по Новгородам-Псковам, нагляделся старины, а ответа нет. А меня мучит, распирает изнутри вопрос: зачем всё это? Как так? И уже понимаю, что, наверное, заболел или, хуже того, сошел с ума, но не сдаюсь, я упористый. Никаких звезд больше не слышу, история мне осточертела, кругом простые люди, я среди них, среди всех этих горестей, воплей, нищеты, мелочного воровства и сердечного бескорыстия, в самом пекле варюсь. И вынесло меня на одного старичка в монастыре. Он меня послушал-послушал и говорит: никакой, Коля, ты не умалишенный, никакой ты не больной. Обычный. А что мучаешься, так чем это ты от других отличаешься? Что это ты о себе возомнил, а? Наорал даже на меня, кулаком по столу стучал. Кончай, кричит, дурака валять. Живи, просто живи и радуйся. Я и стал жить. При нем стал жить, а он через полгода и помер. И опять я сбежал, те другие, что рядом были, ему в подметки не годились. А я же гордый, оч-чень гордый! Вот в чем моя беда. Или судьба, если хочешь. И ты, я смотрю, такой же!

Он замолчал. Прикрыл глаза. Мальцов терпеливо молчал.

Николай вдруг очнулся и захохотал – так он возвращал себя в привычное состояние, спуская с небес на землю.

– Что загрустил? Печальная история? Да самая обыкновенная история одного лентяя. На что я годен? Молитвослов на кладбище читать?

– Ты в Бога веришь?

– Сам как думаешь? – вопросом на вопрос ответил Николай.

– Я – не верю, а чужая душа – потемки.

– Верно, но не совсем. Иногда и другого услышать можно, надо только захотеть. Не очень и сложно. В Бога я верю, я и в людей верю, и в любовь верю, мы без нее никто – свет сгоревшей звезды. Так вот верю, верю, а потом вдруг – чик! – что-то повернется в голове, и перестаю верить, и бегу дальше, и остановиться не могу.

– Куда бежишь, Коля? От себя самого?

– Конечно, правильно ты угадал! – радостно завопил Николай. – От кого же нам бежать, как не от самих себя. Но ведь и от людей бегу, понимаешь? Тот старичок всё меня к людям звал, но я, выходит, и его не послушался. Нет, мне дом не найти, возвращаешься домой, а там всё стылое, всё, что ты хотел поменять, всё по-прежнему, хоть волком вой, зато всё то, что дорого, почему-то изменилось.

– Я тебя понимаю.

– Обратно дороги нет, я это понял.

– Мама жива?

– Померла двадцать лет назад моя мама, тетка тогда телеграмму отбила. Я хоронить не поехал. Что там делать? Да и не успел бы. На самолет денег не было, а на перекладных знаешь сколько до Забайкалья добираться? Четыре-пять дней! Ее бы всё равно без меня похоронили. Сопли там по лицу размазывать? Так я их и так размазал, в одиночестве.

– Угомониться не пробовал? Или бабу найти?

– Ты, кажется, нашел. Полегчало?

– Сначала казалось, что полегчало. Всё думаю, может, я сам виноват?

– Не без того, а что это меняет?

– Значит, и это попробовал? – догадался Мальцов.

– Всё я попробовал, и всё мне не подходит.

Они опять замолчали.

– Ладно, – разорвал тягостную тишину Николай, – прости меня, давненько не выговаривался. Правильного пса ты завел – дворяне, они преданные, у меня в детстве тоже такой был пузан. Когда это только было…

Он посмотрел в потолок, вспоминая, затем схватил стакан со стола, потянулся с ним к Мальцову:

– Отведаем лекарства, ну, в путь!

Чокнулись, выпили.

– Знаешь, я ведь у этих монголов побывал, веришь? Из-за тебя побывал, прямо при осаде Деревска, всё видел, страсть господня! – выпалил вдруг Николай.

Мальцов вздрогнул, уставился на него, ждал, что тот еще порасскажет.

– Ты-то, небось тоже понаблюдал? А? Знаю-знаю! Танечка мне поведала, чем ты занимаешься. Поняла, чего тебе надобно, вот и отправила. Точнее, ты сам отправился. Тут ведь такое дело: о чем мечтаешь, туда и попадешь. Она ж тебя чайком поила? Или не вштырило?

– Еще как, – признался Мальцов. – Я думал, только меня одного туда носило. А ты-то зачем?

– Всё думал о тебе, вспомнил свои игры с историей, потом, как по цепочке, начал думать о Деревске, как его монголы сожгли. Мы же с тобой на городище выпивали.

– На городище, и что с того?

– Ну да, прав ты, какая разница, главное тут – думать, представить, куда хочешь попасть – так можно и на Луну слетать или на Марс. Зелье у ведьмы отменное, не желаешь еще раз попробовать? Я был бы не я, коли б не стянул ее травки. Всё хотел отправиться – попутчика не находилось, да у попа и неудобно. Заварим? – Он полез в нагрудный карман рубашки, вытащил целлофановый пакетик с пластиковой молнией, завопил: – А-а! Гуляем дальше?