Перед каникулами Миша совсем сник. Поздно приходил домой со школы — он учился во вторую смену, подолгу не мог уснуть. Всё лежит неподвижно с открытыми глазами. Я извелась, тоже не сплю. В слёзы, чтоб никто не видел. Отец успокаивает: «Да пройдёт у него. Это переходный возраст. А может быть, что неладно в школе? Ты сходила бы узнала».

Прихожу в школу, спрашиваю у Мишиного преподавателя. Светлана Александровна говорит, что всё в порядке. Занимается прилежно, играет, как всегда, лучше всех, с душой. Она им довольна. Только какой-то он молчаливый и грустный стал. Думала, может быть, что дома. Расспрашивать не стала, нужно будет — сам скажет.

Наступили зимние каникулы. Несмотря ни на какие уговоры, Миша за город на лыжные прогулки ехать отказался. Решил заниматься на скрипке в школе, в своём классе. Дома, говорит, ему мешают, отвлекает младший братишка. И вообще он привык заниматься после уроков в школе.

Мы с мужем расстроились. Ведь теряется единственная возможность отдохнуть Мише и побыть на свежем воздухе. Каникулы проходили у нас в доме напряжённо. Миша возвращался уставший. Он очень похудел. Я старалась его подкармливать то блинчиками его любимыми, то пельменями. Всё равно ел равнодушно и неохотно. К концу каникул он немного оживился, даже повеселел. И вдруг за два дня до начала занятий пришёл бледный, с темными кругами под глазами. Глаза лихорадочно блестят…

«Что случилось?» — спрашиваю с замиранием сердца.

«Да так, ничего. Каникулы нам продлили из-за эпидемии гриппа».

«Ну и что же из этого? Ты-то почему так расстроен?»

«Да нет, ничего. Просто я устал», — как всегда, отмахнулся Миша.

И тут вдруг внезапное подозрение охватило меня. А не девчонка ли здесь виною? Спросила осторожно. Вижу, как из бледного стал весь красным. Что-то буркнул себе под нос и засопел, склонившись над тарелкой.

У меня немного отлегло от сердца. Ну, думаю, из всех зол всё-таки наименьшее. Не стала его донимать расспросами, отошла и потихоньку стала успокаиваться.

Прошел ещё месяц. То ли я теперь смотрела на сына другими глазами, но мне казалось, что Миша немного ожил и смотрит веселее. Возвращаюсь однажды домой, готовлю ужин, жду Мишу. Муж всегда поздно приходит после съёмок, к часу ночи. Вдруг телефонный звонок. Берёт трубку соседка и просит меня к телефону. Сказала, что звонит какая-то дама и просит «Мишину маму». Я подхожу, слушаю.

«Вы будете Мишина мама?» — проговорил женский голос.

«Да, это я».

«С вами говорит мама Иры. Вы, наверное, слышали от сына это имя. Мне кажется, я почти уверена — Миша влюблён в Ирину. Из этого, как я полагаю, ничего хорошего не выйдет. Они слишком разные».

«Ну, а ваша дочь, что она думает по этому поводу?» — стараясь быть спокойной, спросила я.

«Моя дочь очень скромная, вообще мне ничего не говорила».

«Откуда же вам все это известно?»

«Мне сказал друг вашего Миши — Аркадий. Он бывает у нас и по секрету от Иры мне сказал, что Миша её преследует. Он приходит к нашему дому перед тем, как Ирочке нужно выходить в школу, провожает её издали, чтоб она не заметила, и то же самое делает, когда она идёт из школы обратно. В школе часто смотрит на неё и краснеет. Дочь ничего не говорит, потому что пока ей нечего сказать. Нам всё это очень не нравится. Мой муж адвокат, и мы строго воспитываем свою дочь. Я понимаю Мишу, он растёт в семье артистов, где царит простота нравов…»

Голова моя закружилась, гнев застил глаза, застучало в висках, но я изо всех сил старалась отвечать спокойно и сдержанно:

«Вы совершенно не знаете нашу семью!»

«Ну, хорошо, хорошо, я не хотела вас обижать. Я только разъяснила сущность вопроса. Знаете, что я хочу вам предложить, — перешла она на миролюбивый тон. — Вы ничего не говорите своему сыну. Пусть Аркаша будет за ними следить и нам докладывать, как будут развиваться события. А мы сумеем вовремя принять меры. Это даже будет интересно».

«Какая низость! — в сердцах вырвалось у меня. — Шпионить за собственными детьми. Как вам не стыдно мне предлагать такое? Так вот знайте. Я приложу все усилия, сделаю всё возможное, чтобы Миша ничем не обеспокоил вашу дочь. Это я вам обещаю».

Повесила трубку, взглянула на себя в зеркало и ужаснулась: бледная, с красными пятнами на щеках, на лбу и шее. Я разрыдалась. Потом спохватилась. В углу сидел Олежек, тоже бледный, он испуганными глазами смотрел на меня: видимо, чувствовал беду и тоже готов был расплакаться. Я обняла его, успокоила и снова отправилась на кухню готовить ужин. Надменный голос незнакомой женщины стоял в ушах. Ныло и сосало где-то под ложечкой, в руках не могла унять дрожь. Вздрогнула, когда щелкнул ключ в дверях и вошёл Миша. Бодро, улыбаясь, поприветствовал нас с Олегом. И вдруг такая обида охватила меня, что я снова чуть не расплакалась.

«Миша, мне надо с тобой поговорить».

«Что-нибудь случилось, мама?»

Мы прошли в комнату. Я, стараясь быть спокойной, дословно передала ему телефонный разговор. Миша покраснел и нахмурился.

«Ну, Аркадий! Мерзавец! Всё разболтал. А я ему так верил».

«Миша, тебя волнует только этот вопрос? Неужели тебя нисколько не волнует то, что ты предал нас с отцом, доверился приятелю, который над тобой насмехается и разбалтывает все свои тайны, а матери ты не доверил, допустил, чтобы меня так грязно оскорбили. За что? За то, что я так измучилась в догадках, что сердце изболелось, глядя на тебя. Думала, болен ты. По ночам плакала. Ах, Миша, Миша! Как больно ты меня ранил, как обидел! Разве бы я разнесла твою тайну, если бы ты мне доверил. Отцу бы даже не сказала».

Миша сидел растерянный, молчал, потом поднял глаза, вижу, в них слёзы.

«Мамочка, прости меня! Я тебе все, все буду рассказывать. Мне очень нравится Ира, я так хочу с ней дружить! Но она дразнит меня, посмеивается, называет „длинным“ из-за моего высокого роста и убегает, не даёт даже пройти с ней рядом».

«Миша, оставь её».

«Мама, ну сама-то она ни при чем. Все этот негодяй Аркашка виноват. Ира ведь ничего не знает».

Долго я убеждала Мишу, призывала к чести, к достоинству, самолюбию — ничего не помогало.

«Мама, она такая нежная, красивая. Какая-то необыкновенная, с загадочными темными глазами, как у мадонны Рафаэля. Одета всегда красиво и изящно. Все наши мальчики в неё влюблёны. Она хорошо играет на фортепиано».

Мне было очень тяжело. Я впервые почувствовала, что моего сына ожидает большая беда. Он серьёзно и наивно, по-мальчишески, влюблён. Он готов отдать всего себя, все свои нежные, пылкие чувства, а что может дать ему взамен эта равнодушная кокетливая Ира, мама которой убеждена, что актеры — это развращенные люди?

Мишино чувство оказалось глубоким и сильным. Он и делился со мной будто бы, рассказывал, что бывает в обществе Иры, в компании её товарищей, иногда они вместе ходят в кино, на концерты. Но всё же я чувствовала, что Миша не всё рассказывает мне, что-то утаивает. С Аркадием у него дружба расстроилась, но тот всё вертелся на глазах у Миши, навязывался ему в друзья.