Сашка Минц тряс вялую руку Грачёва, а сам широко улыбался. Всеволод заметил на его лице два синяка и смазанную йодом ссадину у левого угла рта. Через всю его щёку тянулась полоска лейкопластыря телесного цвета.

– А ты как? – Грачёв, обессилев, прислонился спиной к стене. – Вижу, неплохо время провёл? Где тебя разукрасили?

– Да ну, непруха вышла! Арсен в «Космос» не пожаловал, представь себе. Тут бы и «задуть» с девочкой – там ведь первые красавицы Москвы. Я себе уже наметил одну блондинку, даже за один столик успели сесть. И вдруг подходит ко мне какой-то кавказец, кажется, армянин, и требует, чтобы я с ним вышел поговорить на улицу. Называет меня Аликом – ну прямо как папа! Я его впервые вижу, а он, похоже, хорошо меня знает. По крайней мере, ему так кажется. Поскольку мороз на улице был тридцатиградусный, мы выяснили отношения в холле. Нас обоих схватили вышибалы и вызвали милицию. Это оказался боевик из незаконного вооружённого формирования, действующего на территории Нагорного Карабаха. Зовут его Левон Хачатрян. Он принял меня, как оказалось, за своего лютого врага Али Мамедова, который руководил уничтожением его семьи. Я про такого даже слыхом не слыхивал. Вместо девочкиной постели оказался в милиции – до самого утра, между прочим. Ну, а красавицы уже и след простыл…

– Это Хачатрян тебя? – тихо, спокойно поинтересовался Всеволод, сам не представляя, что сделает сейчас.

– Да…

Минц не договорил. Грачёв, не помня себя, дал ему снизу в челюсть так, что Саша отлетел к другой стене. Хорошо, что в коридоре никого не было, и потому свидетелей не осталось. Саша вытащил платок и промокнул побежавшие из углов рта кровавые струйки.

– В чём дело, Сева? – Он решительно ничего не понимал, но и давать сдачи не собирался.

– А это – от меня довесочек! Вся беда в том, что с проституткой не удалось перепихнуться? Да ты не переживай – ещё всё впереди. Ты так далеко пойдёшь, что все бляди твои будут. Это я тебе предрекаю! – И Грачёв двинулся дальше.

– Сева, да объясни же! – взмолился Саша, выпуская изо рта красные пузыри.

– Некролог не читал при входе? – Всеволод сунул кулаки далеко в карманы, чтобы не повторить свой выпад.

– Некролог? – Саша удивлённо вытаращил глаза. – Да, там, вроде, стояли люди, обсуждали что-то. Но я очень торопился – Горбовский вызывал…

– Ты слепой совсем или прикидываешься? Видишь, что я в трауре? Нет у меня больше брата, ясно тебе, козёл? Всё комедию ломаешь?

– Нет брата? – Минцу показалось, что он ослышался. – Разве?.. Неужели Михаил погиб?

– Представь себе! Он ведь не догадался удрать в Москву, да и не стал бы догадываться. Сорока пулями его пригвоздили к забору. И ведь он сам такую судьбу выбрал – вместо меня пошёл на смерть. А меня услал за подмогой. Я только потом догадался, что Мишка задумал, но было уже поздно…

Всеволод чувствовал, как слёзы текут по его уже заросшим щекам, и не вытирал их.

– Никогда не поверю, чтобы ты не понял, какой лист я показал тогда, в коридоре. Ты тут же сообразил, что нужно где-то переждать неприятный момент, и стал втирать про любовное послание, которого и быть-то не могло. Лилию зачем-то приплёл! Хоть бы, при своём-то воспитании, что-нибудь поинтереснее сочинил! Или по экспромтному вранью тебе репетитора не нанимали?..

– Сева, дорогой, ну, успокойся же! – Минц обнял его сзади за плечи, будто ничего между ними не произошло, и не было того удара. – Как же так? Я не врал – тебе действительно Лилия звонила. Сказала, что ты дал ей номер телефона, а сам там практически не бываешь. Твои сотрудники сообщили ей наш номер и сказали, что ты, в силу служебной необходимости, часто бываешь у ментов. Да, Сева, Лиля мне понравилась – аж дух захватило! И я переживал, потому что со мной она говорила, как с чужим. Я чуть от зависти не умер! Такая женщина вешается, а ты, извини, как сундук!.. Я психанул, но не потому, что испугался расправы. Ты знаешь, что я люблю рисковать. Мне просто потребовалась женщина, а Захар как раз сказал, что в «Космосе» можно найти. Да, я болен, если не пересплю – это моё несчастье. Но к истории с чистым листом всё произошедшее не имеет никакого отношения! Расскажи хоть, как всё было! Я действительно ничего не знал.

– Я тебе не верю! – Грачёв сбросил руку Минца с плеча. – Не компостируй мне мозги – я и так на грани. Бред какой-то – из-за шлюхи лететь в Москву, когда их в Питере навалом! Тебе в тот момент подумать не о чем было? Да, до сих пор ты не был трусом! И Мишка тоже удивился – тоже не ожидал от тебя. Правда, люди меняются под влиянием обстоятельств. Ты не обязан отдавать за меня жизнь, и Мишка был не обязан. Но врать-то зачем? Сказал бы всё честно, в глаза. А теперь мне уже по фигу, что ты думаешь на сей счёт. Оставь меня в покое и иди по своим делам. Кстати, совещание по поводу завершения операции «Купюра» состоится завтра утром, в десять часов. А теперь – прощай!

– Всеволод, я тебя не отпущу! – Минц цепко схватил его за локоть. – Ты очень плохо выглядишь. И взгляд твой мне не нравится. Ты сегодня приехал на машине?

– Отвянь, Минц, пока я тебе ещё раз в рыло не врезал!

Грачёв быстро пошёл, почти побежал по коридору, к выходу на лестницу. Минц не отставал ни на шаг.

– Бей! Если хочешь, бей, только бы тебе легче стало! Я виноват, но подлого умысла не было. А вот дурь, блажь – да, имела место. Так что можешь меня даже убить.

– Я намочил сегодня ночью, перешёл Рубикон. Не дразни гуся, а то действительно убью.

– Сева, поедешь ночевать ко мне! Я всё равно не отступлю, разве только мёртвый! – Саша шёл рядом с Грачёвым, часто, прерывисто дыша. – Тебе нельзя оставаться одному – я вижу.

– Его убили вместо меня, соображаешь? И я не смогу жить с такой ношей на сердце. Я сдохнуть хочу, исчезнуть, и сделаю это. Хорошо, я поеду к тебе, и застрелюсь там. Пусть вас с папой-паралитиком затаскают. Согласен на такой вариант?

– Почему с паралитиком? – удивился Саша. – Ты же папу видел несколько раз – он совершенно нормальный.

– Так что же ты тогда ему по двадцать раз на дню звонишь? «Папа, ты в туалет сходил? Папа, ты ещё жив?» Хочешь иметь труп дома, вези меня с ветерком. Я от своих решений не отказываюсь, и переубедить меня невозможно.

– Меня тоже, – слегка улыбнулся Саша. – Пойдём. Успокойся только, всё будет нормально. Надо жить…

Потом они долго молчали – и пока прогревался мотор, и во время пути – до самого Летнего сада. Проезжая мимо решётки, Всеволод заметил, что статуи стоят, будто в гробах, и зажмурился. Но и тогда ему мерещились эти кошмарные ящики, заиндевевшие деревья, ажурная решётка.

Грачёв включил приёмник и тут же пожалел об этом.

Играй, музыкант, и я буду верить,

В то, что лучшие дни к нам придут!..

– громко и радостно пела Маша Распутина.

Всеволод тут же выключил звук, оборвав песню на полуслове. Минц, сидевший рядом, озабоченно взглянул на него, дёрнул исцарапанной щекой.