Идея о том, что война против Гитлера – это борьба всех славян с их традиционным врагом, германскими народностями, давно эксплуатировалась советской пропагандой. Уже в августе 1941 г. Советы создали Всеславянский комитет и устроили в Москве Всеславянский съезд. После него было проведено еще много подобных собраний, не только в Советском Союзе, но и в других странах антигитлеровской коалиции55. Для Москвы эта тактика была вполне естественной, учитывая, что главными жертвами германской агрессии стали преимущественно славянские страны – Чехословакия, Польша, Югославия и Советский Союз. В 1943 г. Сталин начал предпринимать первые шаги по созданию официального политического и дипломатического союза этих славянских государств. В декабре 1943 г. с чешским правительством в изгнании, возглавляемом президентом Эдуардом Бенешем, был заключен советско-чехословацкий Договор о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве. К договору, подписанному в Москве 12 декабря, прилагался протокол, в котором оговаривалось, что к соглашению может присоединиться третья страна; это было сделано специально для того, чтобы облегчить подписание чехословацко-польско-советского пакта56. Сталин незадолго до этого вернулся с Тегеранской конференции, и в беседе с Бенешем отчетливо проявлялась его навязчивая обеспокоенность возможностью послевоенного возрождения германской угрозы. В разговоре с президентом Чехии 18 декабря Сталин выразил мнение, что в долгосрочной перспективе миру угрожали две страны – Япония и Германия. «Немцы сильный и талантливый народ и могут после войны опять очень быстро подняться. С Тегеранской конференции [он] вынес впечатление, что в этом плане существует полное единство взглядов между всеми союзниками». На заключительном ужине в честь Бенеша 22 декабря Сталин говорил о «необходимости славянского сотрудничества после войны» и отмечал, что «до сих пор немцам удавалось разделять славян, сотрудничая с одной частью славян против других, а затем – наоборот. Ныне же все славяне должны объединиться»57.

К теме славянского единства Сталин вернулся в своей беседе с аббатом Орлеманским 28 апреля 1944 г.: «Германия сможет восстановиться примерно за 15 лет. Вот почему мы должны думать не только о том, как закончить эту войну… но и о том, что произойдет через 20 лет, когда Германия возродится. Поэтому союз России и Польши совершенно необходим, чтобы не позволить Германии снова начать агрессию… [Он] привел в пример Грюнвальдскую58 битву, во время которой славянские народ объединились против членов германского ордена рыцарей Меча. Объединившись, поляки, русские, литовцы, украинцы и белорусы разгромили немцев… Мы должны возродить политику Грюнвальда в широком масштабе. Это его мечта»59.

В беседе с Ланге 17 мая Сталин подчеркнул, что СССР нужна сильная Польша, чтобы справиться с немецкой агрессией в будущем. Сталин также дал понять, что выступает против «половинчатого» карательного мира, подобного Версальскому договору: если такое произойдет вновь, то через 15 лет разразится новая война. Германию нужно держать ослабленной 50 лет, сказал Сталин Ланге, и, поскольку он говорил с экономистом-марксистом, то воспользовался случаем, чтобы подчеркнуть, что капиталистическая Великобритания и США поддержат идею разрушения экономики Германии и Японии, так как это позволит уничтожить двух их конкурентов в торговле60.

Третьим партнером по предложенной Сталиным коалиции славянских государств должна была стать Югославия. В отличие от Польши, в Югославии ведущую роль в партизанском движении играла коммунистическая партия под руководством маршала Тито. Уже в 1944 г. стало ясно, что коммунисты Тито станут одними из главных политических игроков на послевоенной политической арене Югославии. Однако Сталин смотрел на перспективы югославских коммунистов более пессимистично, чем Тито. «Будь осторожен, – якобы сказал он Тито в сентябре 1944 г., – буржуазия в Сербии очень сильна». «Я не согласен с вами, товарищ Сталин. Буржуазия в Сербии очень слаба», – ответил Тито61. В апреле 1945 г. Сталин предупредил Тито, что Германия оправится от войны очень быстро: «Дайте им 12–15 лет, и они опять будут на ногах. Вот почему так важно единство славян. Война скоро кончится! Через пятнадцать или двадцать лет мы восстановимся и тогда попробуем еще раз»62.

По отношению к послевоенному правительству Югославии политика Сталина была направлена на то, чтобы достичь соглашения между Тито и югославским правительством в изгнании, которое включало бы в себя пункт о продолжении монархии. В югославском вопросе Сталин придерживался той же концепции, что и в польском: его целью была реконструкция правительства в изгнании, которое затем должно было объединиться с его собственными сторонниками и сформировать временное правительство на многопартийной основе. Впрочем, в отношении Польши Сталин уже начинал терять терпение, когда в конце июля 1944 г. в Москву приехал Миколайчик.

Первая встреча Сталина с Миколайчиком состоялась 3 августа. В начале беседы Миколайчик поднял для обсуждения три вопроса: совместные действия в борьбе с Германией; соглашение, достигнутое Советами с ПКНО по поводу администрации в освобожденной Польше; и вопрос о советско-польской границе. Миколайчик упомянул о том, что в Варшаве началось восстание и что он хотел бы как можно скорее выехать в столицу Польши и сформировать правительство, в состав которого вошли бы партии лондонских поляков и польских коммунистов. Сталин ответил, что все поставленные Миколайчиком вопросы имеют большое политическое и практическое значение, однако Миколайчик должен обсудить эти вопросы с ПКНО, имея целью формирование единого временного правительства. К этому положению глава СССР неоднократно возвращался в дальнейшей беседе. Когда Миколайчик заговорил о роли Армии Крайовой в Польше, Сталин отметил, что ее подразделения слабы и плохо вооружены; у них не хватает огнестрельного оружия – не говоря уже об артиллерии, танках и авиации. Когда Миколайчик высказал предложение о том, что нужно дать вооружение Армии Крайовой, Сталин ответил, что наиболее эффективной помощью советской кампании по освобождению Польши было бы образование единого правительства. Когда беседа повернула в русло обсуждения вопроса о границе, Сталин еще раз выразил позицию Советского Союза о том, что польская граница должна проходить по линии Керзона на востоке и по руслу реки Одер на западе; Польша при этом получит Гданьск, а Кенигсберг отойдет Советскому Союзу. Отвечая на претензии Польши на Львов на Западной Украине и Вильно в Литве, Сталин сказал, что, «согласно ленинской идеологии, все народы равноправны», и что он «не хочет обижать ни литовцев, ни украинцев, ни поляков». Далее он отметил, что самые большой территориальный ущерб будет причинен Советскому Союзу, который вынужден будет отдать часть Польши, некогда входившую в состав Российской империи. Затем Сталин обратился к теме славянского единства, вновь прибегнув к аналогии с Грюнвальдом: «Первый раз поляки и русские шли вместе при Грюнвальде, когда они разбили немцев. Потом у поляков с русскими были ссоры. В XVII в., при царе Алексее Михайловиче, был министр иностранных дел Ордин-Нащекин, который предлагал заключить с поляками союз. За это его прогнали. Теперь нужен поворот. Война многому научила наши народы». В конце беседы Миколайчик спросил, как Сталин предполагает окончательно урегулировать вопрос о советско-польской границе. Ответ Сталина – что этот вопрос нужно будет решить, когда будет существовать единое польское правительство, – был еще одним сигналом, что он готов работать с Миколайчиком63.