– Ощущение было невероятно странное, – говорит Хелен. – Мне там всегда было неуютно. То местечко слишком… Я не знаю. Слишком заурядное – все помешаны на деньгах, и вообще там для меня все слишком уж по-эссекски.

– А почему вы туда переехали?

Она пожимает плечами.

– Дугу там нравилось. Он родился в Эссексе и всегда хотел перебраться в родные края. Однажды ему досталось кое-какое наследство; на следующий же день он начал подыскивать работу на юго-востоке. Он вложил деньги в покупку дома. Сказал, что нам нужно становиться взрослыми.

Шарлотта поднимает брови:

– Взрослыми?

Хелен смеется.

– Ага. В то время нам было примерно столько, сколько тебе сейчас.

– Господи. Это безумие.

– Знаю. К тому же тогда я только начала учиться в колледже. Я была не вполне готова становиться взрослой, «играть в дом» и беспокоиться, что думают соседи. Похоже на жизнь в мыльной опере. Я все время ждала, что к нам зайдет кто-нибудь с мясом в горшочке, рецептом пирога или еще чем. В том возрасте я все еще хотела курить дурь и слушать Джона Леннона.

– Наверное, рождение ребенка не облегчило ситуацию?

– Это Джули-то? Я хотела взять ее с собой в Гринэм – в сущности, я хотела, чтобы она все время была со мной, – но Дуг сказал, что ей нельзя пропускать школу и что меня могут ждать неприятности, если я заберу ее посреди учебного года, и так далее. К тому же она не особо интересовалась подобными вещами. Ты знаешь, что на самом деле ее зовут Джульетта? Она придумала сокращение Джули, когда ей было лет восемь, потому что оно звучало нормальнее. Она всегда хотела носить нормальную одежду и вообще быть такой, как все. Если честно, мы с ней не очень друг друга понимали, когда она была маленькая.

– Джульетта? – говорит Шарлотта. Ловит взгляд Люка. – Ты знал? – спрашивает она.

Он качает головой:

– Нет. Джульетта? Ха.

– А разве хоть кто-то ладит со своими детьми? – спрашивает Шарлотта. – Особенно если предки, простите за выражение, хиппи. По-моему, все дети просто хотят быть нормальными и всегда смущают родителей тем, что желают ходить в «Макдоналдс», носить «Адидас» и слушать поп-музыку – разве не так?

– Не знаю, – печально произносит Хелен. – У моих друзей были замечательные дети.

– А Джули не была замечательным ребенком? – спрашивает Шарлотта. – Не могу в это поверить.

Хелен задумывается.

– Дело не только в этом, – говорит она. – Знаешь, чего сильнее всего боишься, когда у тебя есть дети? Что можешь оказаться плохой матерью и потерять их. Однажды так и происходит; ты осознаешь, что твой худший страх сбывается и ты теряешь своего ребенка, потому что ваши отношения полностью разладились и ты не знаешь, что и где пошло не так и как наладить все снова. Как взять телефонную трубку и говорить с дочерью, если ты не видела ее семь лет? Особенно если чувствуешь, что ты сделала все от тебя зависящее, а она при этом предпочитает жить не с тобой, а с отцом, и не дает о себе знать? И потом еще эта история с Барселоной…

– Что за история?

– Я организовала для нас с ней поездку в Барселону после ее экзаменов. Я собиралась попросить ее приехать и жить со мной здесь или хотя бы объяснить ей, что это мог бы быть ее второй дом. Я хотела узнать ее как следует – по крайней мере попытаться, – потому что Джули не из тех людей, у которых душа нараспашку. Но я была готова. А она так и не появилась в аэропорту. – Хелен вздыхает. – Она просто не соизволила пошевелиться, так что я сдалась. Я поехала повидать ее, когда она получила результаты экзаменов, но я ей оказалась не нужна. Честно говоря, к тому времени я уже поставила на ней крест. Так что я осталась на чашку чая, а потом вернулась домой.

– Но… – начинает Шарлотта.

Люк быстрее.

– Погодите-ка, – перебивает он. – Это все полная чушь.

– Прошу прощения? – говорит Хелен. – Что ты имеешь в виду?

– Да эту «историю с Барселоной». На самом деле она вернулась домой в слезах, потому что испугалась лететь на самолете. Из-за этого у нее чуть не случился настоящий нервный срыв. В любом случае для нее это был не самый легкий год – ваш отъезд, ее экзамены, все остальное, – она не вынесла путешествия на поезде, а уж идея полета по воздуху ее совсем доконала. Я позвонил в аэропорт. Там сказали, что сделают объявление и попросят вас мне перезвонить.

– Ну, не слыхала я никакого объявления, – говорит Хелен.

– У нее ушло несколько часов на то, чтобы добраться до дома, потому что она вдруг стала бояться любого транспорта. Вернувшись, она все повторяла, что подвела вас. Если честно, я думаю, она ждала, что вы приедете, чтобы узнать, что с ней случилось…

Хелен нахмуривается.

– Так она пыталась привлечь мое внимание?

– Нет, – говорит Люк. – Конечно, она была бы ему рада, но она не пыталась привлечь его сознательно. Она была очень напугана.

– Чем? Поездами? Самолетами? Почему? – Хелен озадачена и расстроена.

– У Джули давняя проблема с путешествиями, – говорит Шарлотта. – Вот почему мы приехали сюда по «желтым» дорогам. На это ушла куча времени. И дело не только в путешествиях – она боится почти всего на свете. Вы что, даже не знали об этом? Вы хоть как-то отреагировали, когда она провалила школьные экзамены? Для нее было очень важно, чтобы вам было не все равно, но…

Лицо Хелен делается суровым.

– Прошу прощения, – говорит она. – Дайте-ка я уясню как следует. У моей дочери сдвиг по фазе, и вы оба утверждаете, что это моя вина? Прошу прощения. Не думаю, что вы отдаете себе отчет в том, что болтаете. Я беспокоилась за нее и сейчас беспокоюсь, но когда твоя дочь тебя ненавидит, ты мало что можешь с этим сделать. Извините меня.

Она выходит из комнаты. Через несколько секунд Люк слышит, как она поднимается по лестнице.

– Неплохо сработано, – замечает он.

– О черт, – говорит Шарлотта. – Что мы наделали?

– Мы?

– Заткнись, Люк. Прекрати разговаривать, будто ты в телевизоре.

Шарлотта выходит из кухни, и через несколько секунд до Люка доносятся ее шаги – она тоже поднимается на второй этаж. Она что, решила догнать Хелен? Бедная Джули, бедная Хелен. Они все это время думали, что им друг на друга наплевать – но это ведь явно не так? Люк думает о своей матери. Что хуже – изводить себя заботами или плюнуть на все? И как узнать, насколько сильно на самом деле кого что заботит?

Около половины седьмого возвращается Джули. Дэвида и Шантель с ней нет.

– Ни за что не угадаешь, что случилось, – говорит она Люку.

– Ты снова со мной разговариваешь?

– Что? Я и не переставала, дурачок.

– Но ведь я в фургоне повел себя как сволочь.