– Вода, – отвечает он.

О господи! Знает ли он о Вивьен? Учуял ли он ее запах?

Сделав глоток, я возвращаю стакан инспектору.

– Думаю, вы поймете то, что я собираюсь вам сообщить, – громко и четко произносит он. – Мне очень жаль. Я получил весьма тревожные известия.

Он ставит стакан на тумбочку.

Как вы можете догадаться, за последнее время я получила слишком много тревожных известий, и к новым я не готова. На меня вновь накатывает слабость, а сердце болезненно щемит. Это ожидание нестерпимо.

– Ваша сестра Вивьен умерла.

Так вот оно что? Меня охватывает благодарность – новость, которую сообщил инспектор Пигготт, ничуть не тревожная.

– О боже, – выдавливаю я из себя ответ, ведь он внимательно смотрит на меня, дожидаясь моей реакции.

– Да, и похоже, это произошло уже несколько часов назад, – громко, с расстановкой продолжает он, после чего словно невзначай спрашивает: – Вы видели ее этим утром?

– Да, – отвечаю я, затем поправляюсь. – Вообще-то нет.

Потом, еще через несколько секунд, я добавляю:

– По правде говоря, я совсем запуталась.

Я пытаюсь ответить так, как лучше, а не так, как было на самом деле.

– Не беспокойтесь, миссис Стоун. Вы слегка ударились головой, и думаю, вскоре все разъяснится. Сейчас мы увозим ее, нам надо будет установить конкретную причину смерти, – говорит он, присаживаясь на край кровати.

Он как будто собирается рассказать мне длинную сказку на ночь. В лицо мне бросается кровь, и я ничего не могу с этим поделать. Я не привыкла к тому, чтобы на мою кровать садились чужаки.

– Была ли она больна и принимала ли какие-либо лекарства? – спрашивает он.

– Я об этом ничего не знаю.

Констебль Болт и доктор выходят из комнаты, а инспектор Пигготт остается сидеть. Когда за ними закрывается дверь, он тяжело вздыхает и потирает бровь кончиком пальца, словно пытаясь стереть морщины, которые вокруг нее сформировались.

– Я знаю, для вас все это слишком тяжело, но думаю, вам следует это знать. В стакане, стоявшем у кровати вашей сестры, мы обнаружили кое-что, и мы считаем, что это может быть цианид. Характерный запах, знаете ли.

Во рту у меня внезапно пересыхает. Мне хорошо известен этот миндальный запах.

Он опять ждет от меня какого-то ответа, и я повторяю:

– Цианид.

– Миссис Стоун, у вас есть какие-нибудь предположения, откуда мог взяться этот яд?

Он что, не собирается спрашивать, почему я убила ее? Вот на этот вопрос ответить будет непросто, а на предыдущий – легче легкого.

– У нас здесь полно цианида, – отвечаю я.

Инспектор Пигготт с удивлением смотрит на меня сверху вниз:

– Серьезно? Но скажите, зачем он вам?

Я протягиваю к нему руку, чтобы он поддержал меня: мне хочется сесть на кровати. Когда я выпрямляюсь, мою голову пронизывает резкая боль, и я жалею, что решила пошевелиться. Но спустя две минуты мы с ним выходим из комнаты и медленно движемся к лестнице. Ко мне подбегает незнакомый молодой человек и протягивает мне тросточку – тросточку Вивьен, ту самую, с помощью которой она попыталась сделать свой приезд более эффектным.

Когда мы подходим к моему наблюдательному пункту, я вижу, как из двойных дверей восточного крыла появляются Эйлин Тернер и констебль Болт. Эйлин, всхлипывая, говорит:

– Она вернулась только три дня назад…

Но, заметив меня, они разом обрывают разговор и замедляют шаг. Когда мы проходим мимо них, полицейские переглядываются, а Эйлин опускает глаза. Должна сказать, я понятия не имею, почему она так поступила, – чтобы выразить мне свое сочувствие или потому, что ей страшно смотреть на меня. Мой дом переполнен людьми, по всем комнатам расхаживают незнакомцы, и это вызывает у меня ощущение, что они какие-то муравьи, забравшиеся во все доступные уголки.

Я открываю дверь, ведущую на спиральную лестницу, и начинаю очень медленно подниматься по ней – что ни говори, я уже в возрасте. До меня доносится тихий, приглушенный голос Эйлин, которая сейчас находится в дальнем конце лестничной площадки. В левой руке у меня трость Вивьен, а Пигготт поддерживает меня за локоть, помогая мне идти. Мы оба молчим, я – потому, что внимательно смотрю себе под ноги. Мы наконец достигаем верха, и я открываю дверь на чердак. Со своих мест взлетают потревоженные летучие мыши, они исчезают в соседней комнате. Инспектор Пигготт морщится и издает такой звук, словно подавился, затем достает из верхнего кармана носовой платок и прижимает его ко рту и носу. Я довожу его до лаборатории и показываю тросточкой Вивьен на стеллаж слева, на котором стоят пузырьки с нарисованными черепами и костями.

– Жидкости для умерщвления, – говорю я.

– Ага, – приглушенным платком голосом отвечает инспектор. – Для умерщвления чего?

– Главным образом мотыльков. Это… – я хочу сказать «профессия», но решаю, что данное слово здесь неуместно, – …область специализации нашей семьи.

Эти слова я произношу с, гордостью.

Инспектор просит меня показать цианиды, и я указываю ему на несколько бутылочек, объясняя, что это главным образом цианиды натрия или калия – NaCN и KCN соответственно, – но здесь также есть синильная кислота, или цианид водорода, формула HCN. Также я рассказываю, что в бутылочках хранятся только растворы, но на верхней полке яды лежат в чистом виде, в форме порошков.

– Здесь одной не хватает? – прерывает он мою лекцию, указывая на заметную прореху в шеренге коробочек.

– Да, – отвечаю я.

После того как он берет сверху парочку пузырьков и коробочек и аккуратно укладывает их в полиэтиленовый пакет, я веду его вниз, в холл. В доме вновь стало тихо, если не считать глухого тиканья напольных часов. Я медленно обвожу взглядом старый холл, пустой и огромный. В верхнем углу, там, где в дом проникает сырость, обои почти повсюду отстали от стены, но в целом все выглядит так, как и раньше. Здесь я всегда чувствовала себя в безопасности, и сейчас здесь спокойно, надежно и уютно. Я ощущаю, как напряжение, нараставшее всю эту неделю, начинает рассеиваться, отпуская меня. Я почти счастлива.

Подойдя ко входной двери, инспектор Пигготт поворачивается ко мне:

– Мисс Стоун, известны ли вам какие-либо причины, по которым ваша сестра могла покончить с собой?

Ни о чем таком я даже не задумывалась.

– Нет, – отвечаю я.

У меня мелькает мысль, что самоубийство – это последнее, что пришло бы Вивьен в голову.

Он кивает. Когда он уже поворачивается, чтобы уйти, я останавливаю его:

– Инспектор Пигготт, хотелось бы знать…

– Да? – поворачивается он ко мне, словно ожидая, что я поделюсь с ним какой-то тайной.