Мастер Элигий повел факелом, и его колеблющееся пламя выхватило из мрака недоброе лицо посаженного на цепь майордома.

— Ни в малейшей степени, мессир Пипин. — Пришедший сделал еще пару шагов и протянул обитателю темницы узелок. — Принес узнику еды и питья, как велит долг христианина.

— Добренький, значит, — зло оскалился бывший майордом. — Я знаю, откуда твоя доброта.

— На все воля Божья. — Лицо Элигия приняло смиренное выражение, которое в темноте можно было счесть искренним. — Ну, если мессир Пипин столь проницателен, не будем попусту тратить время. У меня, а тем более у вас, его немного. Я пришел спасти вам жизнь, если вы, конечно, пожелаете.

— Глупый вопрос, — скороговоркой бросил вельможа. — Каковы условия?

— Вот здесь, — Элигий вытащил из поясной сумы свернутый пергамент, — ваше благословение на брак девы Брунгильды, вашей ближайшей родственницы, и мастера над мастерами, Элигия из Лиможа.

— Да ты соображаешь, что говоришь, несчастный?

— Куда менее несчастный, чем вы, мессир Пипин, — без прежней мягкости в голосе отрезал золотых дел мастер. — Я оказываю вам услугу, даже две, и вы вольны принять их или отвергнуть.

— Какие же это услуги?! — возмутился Пипин.

— Немалые, воистину немалые. Во-первых, я могу спасти вам жизнь. Во время сражения вы исчезнете отсюда, и, чем бы ни окончилась битва, ваш жребий будет лучше, чем у многих, кому не доведется увидеть завтрашнего дня. Я дам вам денег на первое время, а уж там вверяйте судьбу милосердию Господнему. Во-вторых, я спасаю владения Геристальского дома.

— Спасаете? — не скрывая удивления, переспросил Пипин.

— Конечно. Если вас объявят злодеем, покушавшимся на миропомазанного, благословенного Творцом Небесным кесаря, вас казнят усекновением головы, а все владения перейдут в казну. Не сомневаюсь, что недавнему майордому Нейстрии это известно не хуже, чем мне.

Ваша милая сестра недвусмысленно доказала свою верность государю, и я не сомневаюсь, добрый кесарь Дагоберт выделит ей владения, дабы она не бедствовала. Но по закону салических франков дама Брунгильда не наследует вам, ибо женщина не может быть преемницей аллода, ваших наследственных владений. Но их может наследовать супруг ближайшей родственницы…

Если вы подпишете свое благословение как старший в роду и ее опекун, то после заключения брака я вам обещаю убежище и полное обеспечение для вашего бастарда Карла. Кажется, именно ему вы намеревались передать венец, став государем. Надеюсь, вы понимаете, что, отказав мне, вы обрекаете его на нищету и забвение.

Глаза Пипина блеснули ненавистью. Он дернулся, но вмурованная в стену цепь удержала его, заставив повиснуть на шипастом ошейнике.

— Мерзавец! — просипел Пипин Геристальский.

Ни один мускул не дрогнул на лице ювелира.

— Мне надлежит уйти, мессир? — участливо спросил он.

— Нет, — хрипло отозвался тот. — Стой. Каковы гарантии, что ты исполнишь свои обещания?

— Мое слово купца. Всякому в Париже и за его пределами известно, что я держу слово.

— Ложь! Ты обманул меня! Все это покушение — это твоя затея!

— О, нет. Покушение, а уж тем паче столь глупая попытка убийства Мустафы — это ваша затея. Я же не обманул вас ни единым словом. Разве мой слуга в первый же день не сказал вам, что я намереваюсь подвести вас под удар?..

Итак, подписываете? — Элигий развернул пергамент.

— Да! — выкрикнул Пипин. — И будь ты проклят!

Ночная тишь не была потревожена ни единым звуком вплоть до того мига, как парящий в небе дракон опустился в урочище мертвецов. Кости тысяч жертв хрустнули под его мощными ногами. Среди живых трупов, сваленных сегодня в этот распадок между отвесных скал, раздался тихий вой. Изможденные, высушенные до состояния дышащих скелетов, люди вяло шевелились, не в силах подняться. Не испытывая больше страха, они в меру угасающих сил прощались с жизнью. Возможно, даже радуясь скорому освобождению от мучений.

— Вот он, — шептали пересохшие губы. — Вот, прилетел.

Сэр Жант и Фрейднур спрыгнули со спины великого Стража Барьера и тут же по колено провалились в море сухих костей.

— Вот же ж! — хватаясь за чешую, возмутился Карел, но тут же сбавил тон. — Э-э-э, не шумите, есть кто старший?

— Да, да, — подтвердил Фрейднур. — Старший кто?

Живые мертвецы не двигались, силясь в темноте получше разглядеть дракона. Лишь один из них, ожесточенно двигая руками, подполз к незваным гостям.

— Я Баляр, княжий сын, — не столько сказал, сколько выдохнул он.

— Наше почтение, старец. — Фрейднур склонил голову.

— Я моложе вас, мне нет и двадцати зим, — прошептал обтянутый сморщенной кожей княжич.

Фрейднур ошеломленно выпучил глаза и застыл с открытым ртом. Карел чуть замялся, подбирая слова, и, наконец, решился:

— Уважаемый Баляр, мы пришли сюда, чтобы помочь вам.

— Слишком поздно, — горестно произнес несчастный. — Мы обречены.

— Мой учитель Рейнар, по прозвищу Лис, говорит: кто сражается, тот не побежден.

— Мы уже не в силах сражаться, — оборвал его Баляр.

— В силах, — сдвинул брови потомок богемских рыцарей. — Если не мечом, то словом.

Княжич опустил восковые веки, то ли раздумывая над словами тех, кто сумел взнуздать дракона, то ли просто отдыхая после столь долгого разговора.

— Спрашивай, — наконец чуть слышно вымолвил он.

— Я хочу знать обо всем, что происходит там, в храме.

— Ничего, — прошелестел княжий сын. — Три руки дней тому назад всех нас, пленников из народа чащи, привели сюда. Я думал, для жертвоприношения, хотя всем твердили, что не причинят зла. Сначала так и было — нас загнали в святилище, разули и отправили вниз, неглубоко, — юный старец сделал попытку указать в направлении храма, но не смог поднять руки. — Там ничего не делали, просто ходили, а нам приносили еду, много еды. Мы ели, сколько хотели, потом хотели все меньше, но жрецы заставляли есть, а если кто-то отказывался, еду заталкивали в рот. А скоро мы заметили, что стареем. Очень быстро стареем. И тут я вспомнил. Когда мы пришли, там уже были старцы, их увезли на тачках, как я теперь понимаю, сюда. Но их было совсем мало.

— Остальных увезли раньше, — вставил Карел. — Жрецы следят за тем, чтобы в храме постоянно были люди.

— Так и есть, — еле двигая губами, подтвердил Баляр. — Но тех увезли мертвыми, а мы обречены живьем послужить кормом дракону.

— Дракону? — оглянувшись на могучего соратника, воплощение пламени, брезгливо озирающего живых мертвецов, переспросил Карел.

— Всякому известно, что абары служат дракону. Я хотел сразиться с ним и потому дал взять себя живьем. Сильней меня не было среди невров, а сейчас я не могу поднять головы, чтобы видеть твое лицо.