Время словно заснуло, я стояла в мутном кривом контуре, свет постепенно менял окраску от дневного к вечернему, клубочек рос. Наконец расслышался тот старинный мотив, и я тихо замурлыкала его. Нить сразу стала послушнее. Виток за витком, петля за петлей, рассмотреть сложные узелки, ослабить – продеть – придержать – смотать – разобрать. И еще раз, снова, опять, до бесконечности с прежним терпением.

А потом разом остался совсем короткий кусочек. Черный, сочащийся ядом проклятия, привязанный к нити двойным узлом и после почти вплавленный в её тело. Голова змеи. Я оторвала её одним коротким движением, сожгла и сдула с ладони пепел. Всё?

Контур раскрылся цветными лепестками, опал и растаял. Нить уютно свернулась в ладони, грея руку. Силье и Яниза, встрепанные и раскрасневшиеся, сидели на камне плечом к плечу и жадно смотрели на меня: ну, как?

И действительно. Я осторожно глянула вниз. Как там наш капитан?

Он спал, свернувшись клубком. Беспробудно. Жизнь медленно, неуверенно, вроде бы нехотя заполняла тело, и в явь он вернется точно не сегодня.

– Сэль, его надо отнести на корабль. Укутать поплотнее и потеплее, прямо целиком, с головой. До утра не будить. Позови своих головорезов, а? – я села и потянулась. – Меня тоже не будить.

– Ну уж нет, подруга, – она совершенно по-пиратски свистнула в два пальца, подзывая моряков. – Отнесут, и неудавшуюся вдову проводят, если она согласится. А ты не уснешь, пока не объяснишь, что это было! У меня тоже нервы, знаешь ли! Так что говори по-хорошему!

Яниза сбегала к соловым, давно расседланным и вычищенным, мигом вернулась с двумя бутылками. Глаза её хищно горели. Понятно, чего уж там. Пока я с клубком возилась, бессовестные девицы и подрались для интереса, и, убедившись, что дело движется в нужную сторону, окончательно спелись. Теперь будет происходить грубый шантаж меня, несчастной, отличным белым вином, пересланным нашим памятливым князем. Я мстительно прищурилась.

– Ладно, идем на Чайку. Там разберемся.

– Идем, – не менее воинственно заявили нахалки хором.

Закат залил океан сиянием, на котором двумя тонкими силуэтами рисовались Акула и Чайка. Команды гуляли на галере и берегу, отмечая окончание наказания любимого капитана. Силье без выражения буркнула, что в обед Санталу и той «сухопутной крысе» тоже вернули одежду и знаки отличия. Правда, свое слово еще не сказал неведомый мне Кормчий. Ну не зверь же он, в конце концов!

Лемара устроили в каюте на носу: от нас на корме обычно слишком много шума. Мы прошествовали в знакомый мне зал с неиссякаемыми запасами красного вина и узорчатыми коврами, особенно приятными после выпивки своими мягкостью и толщиной.

Брюнетка вскрыла первую бутылку доставленного Янизой белого и наполнила мой бокал. Понюхала, с сомнением пожала плечами и плеснула себе. Обернулась к новой знакомой. Пора.

– А ей не наливать, – сообщила я довольно. – Ты бы могла и сама заметить. Ты уже целый день снавь.

– Не больно и хотелось, – фыркнула Яниза обиженно.

– Дорогая, я говорю серьезно. Спроси у капитанши, вон у неё глаза как округлились.

Силье неопределенно повела бровями, сделала сложный жест ладонями, словно собираясь станцевать. Внятно объясняет. Теперь и голубоглазая смотрела с интересом, забыв обиду. Арагни был вручен бокал с водой, действие сопровождалось невнятным хихиканьем и хлопаньем ресниц. Отрастила, аж ветер по каюте!

– Яниза, наша гостеприимная хозяйка имеет ввиду, что у них, на островах, тоже не дают спиртного беременным. Пей водичку, привыкай. Почему-то у меня ощущение, что вы с Первым капитаном знакомы недолго, но надолго. Как вы так успели, а? Хотя бы вкратце.

– Ну надо же, три дня замужем, и вам уже мерещится ребенок, – голубоглазая и не думала удивляться. – Он мне сразу жутко понравился. Я имела несчастье заинтересовать княжну. Тарпен спас меня, а Лемар донес до покоев князя, к лекарю. Нес и шептал – потерпи, маленькая, все будет хорошо, воробушком называл. Думал, я не слышу. А на следующее утро подарил фамильные драгоценности.

– И ты взяла? – хмыкнула удивленно Силье.

– Ловок больно! Вечером пошла вернуть, посмотрела на него и передумала. Сидит, бумаги старые разбирает и жжет. Серый весь, усталый. Кому же хочется так вот – умирать по чужой прихоти? Я решила ему улучшить настроение. Сказала, что благодарю за дорогой подарок и поинтересовалась, где можно выгодно продать камни в городе, когда он скончается.

– Да, деликатная девица, – хмыкнула Силье. – Слышь, подруга Тин, как надо настроение-то поднимать хорошим людям? Учись!

– Он сразу понял, что я издеваюсь, сильно озлился, тихо так и неприятно пообещал, что попросит князя снять ценную вещь с глупой рабыни. Ну я и…

– И он тоже, – кивнули мы хором, чокаясь. Фиолетовые глаза загорелись азартом. – Что в комнате уцелело?

– Ничего, – гордо заявила сухопутная пиратка. – Даже стол порубили в щепу. Хороший был, дубовый. Он бесподобный боец, мой Лим. Когда вконец разозлился и перестал меня беречь, сразу загнал в угол. Оттрепал и сказал – пошла вон, вытолкнул в коридор и грохнул дверью.

– Ты пошла? – снова хмыкнула капитанша.

– Ну да, за ним следом, мы ведь и дверь здорово попортили. Я прежде замечала, ценят то, что недоступно. Думала – бросит капитан рабыню утром, он же охотник, а я – уже добытый трофей.

– Артен, сын Риннарха, часто говорит о нем, – улыбнулась Силье. – Твердит, что всегда мечтал о таком брате и очень скучает. Что Лемар единственный из всех знает, что такое верность, у него золотое сердце.

– Да, наверное. И он единственный, рядом с кем я хочу просыпаться. Каждый день, даже когда буду совсем старая. Лим шутил, что не оставляет мне наследства, потому что всегда знал, что умрет молодым и не копил на старость. Так страшно – все знать и смеяться вместе с ним. Он засыпал, я плакала. Никогда прежде так не плакала, – голубые глаза подозрительно заблестели. – Теперь он будет жить, ведь да?

– Тин, не томи!

– Будет, – я вздохнула. – Но все очень плохо, девочки. Я впервые увидела то, чем владеют не окаянные, их-то не стоит слишком сильно бояться. Жрецов и стрелы прекрасно берут. Я узнала силу – краешек силы – Адепта. Против неё нам не выстоять.

– Княжна? – хищно подалась вперед Силье.

– Адепт. Любой, кому переходит наследная сила первого, того безумца, который разрушил прежний мир. Один из сгоревших на этом берегу окаянных сказал: сила выбирает самого одаренного. Это, видимо, тоже придумка первого демона. Адепт страшен. В любом столкновении и противостоянии он выпьет нас. Как только узнает, что мы есть. И я не представляю пока, что вообще можно сделать. Но очень прошу: Силье, никогда не подходи к берегам Карна. Первый, по счастью, так и не прибрал к рукам море.

– И что?

– Все самое опасное зло окаянных, как я теперь вижу, – вывернутые наизнанку, изуродованные творения таких, как мы. Нити, вот эти, у меня в руке, плелись для спасения беременных женщин, слабых и больных. Кстати, передай своему новому лекарю, они хоть и древние, и окаянными были опоганены, но теперь снова вполне рабочие, он разберется, – я нехотя передала удивительный шелковисто-теплый клубок. – Плелись впрок и хранились всегда у травников, ведь снавей слишком мало. Нас никогда не было достаточно, чтобы избавить мир от всех бед – может, и к лучшем. Нельзя все красить в один ровный розовый цвет и лишать людей необходимости выбирать.