— Беррис, Нелла!

Поднялись две девушки. Найл видел их сегодня утром, это они омахивали Каззака опахалами. Одна из них бросила взгляд на Найла и прыснула со смеху.

— В чем дело?

Вместо ответа та указала пальцем на настенное металлическое зеркало, и Найл обнаружил, что слева лицо и бок у него плотно припорошены пылью. Прочие, разобравшись, что к чему, тоже покатились со смеху. Мерлью залилась краской.

— Довольно. Пошевеливайтесь!

Однако служанки явно не спешили повиноваться. Одна из них, все еще смеясь, положила ладонь Найлу на предплечье и вывела его из комнаты. Он прошел за ней по коридору и ступил в просторное, облицованное белой плиткой помещение, воздух в котором был ощутимо тяжел от теплого водяного пара и маслянистого аромата благовоний. Пол здесь был выложен мозаикой — чем-то похоже на тот, что в храме посреди пустыни. В центре находилось большое углубление-ванна, сквозь завесу пара соблазнительно лоснилась голубоватая вода.

Девушки — обе смуглые, темноглазые — подвели его к самому краю. В умащенную благовониями воду вели ступеньки. Когда одна из служанок взялась за его тунику, собираясь снять, Найл испуганно дернулся и ухватился за полу. Девушки рассмеялись.

— Ну это ты дурака валяешь! Кто же лезет в ванну в одежде?

— Да я и сам могу раздеться…

У них в пещере мать и Ингельд раздевались всегда в темноте, а мужчины отводили глаза.

Одна из служанок, что повыше, покачала головой.

— Это наша работа. Не надо бояться. Мы управителя купаем каждое утро.

Найл позволил снять с себя одежду, и девушки, взяв его под руки, стали помогать спускаться в воду. И хорошо сделали: одна из верхних ступенек оказалась коварно скользкой. Не подхвати служанки вовремя, он неминуемо бы шлепнулся.

Вода была приятно теплой, и Найл узнал благоухание, исходящее от волос и ладоней Мерлью. Когда он зашел в воду по плечи, девушки деликатно расстались со своими туниками и прыгнули следом за ним; брызги взлетели фонтаном, намочив волосы. Одна из них принялась массировать его лицо и торс, другая втирать Найлу в волосы зеленую жидкость, взбивая ее в шапку обильной пены.

После этого служанки, чуть не силой усадив Найла на ступени, стали лить ему на голову воду из кувшинов. Видя перед собой нагие девичьи бедра, Найл невольно отворачивался и зажмуривал глаза. Смекнув, в чем дело, девушки специально начали его подначивать, вынуждая смотреть на их прелести, когда мылили ему голову. Через пару минут и Найл расхохотался, поняв всю нелепость своего положения.

Велев парню встать, девушки обтерли его огромным полотенцем, а по волосам елозили с таким усердием, что из глаз засочились слезы. Затем Найла подвели к специальному лежаку. Тело натерли маслом, поработали с ногтями и волосами — расчесали, взбили, затем уложили, опоясав лоб широкой матерчатой лентой. Вот одна из служанок, накинув тунику, ушла. Вернувшись, принесла с собой темно-синее одеяние и сандалии из желтой кожи. Когда одевание наконец закончилось, вторая служанка оттерла пар с большого, в человеческий рост, зеркала, и Найл увидел свое отражение: чистенький, смазливый — он впервые видел себя таким. В облике не осталось ничего «дикарского», он ничем не отличался от тех молодых людей, что встречали их тогда на подступах к Дире.

Дверь отворилась, заглянула Мерлью.

— Он готов? Вот это да, какая прелесть!

Найл вспыхнул, но в зеркале было видно, что он и вправду ничего.

— Синее тебе к лицу. Эту вещь раньше носил Корвиг.

— А где Корвиг сейчас?

— Работает, разводит кроликов. Отцу не позволили оставить его у себя. — Мерлью кивнула служанкам: — Теперь можете идти.

Едва за ними закрылась дверь, она обвила Найла за шею и припала губами к его рту. Затем, протяжно и сладостно вздохнув, с неохотой отстранилась.

— Задерживаться больше нельзя, управитель ждет. Когда войдешь, прошу тебя, сделай вот так. — Она грациозно опустилась на одно колено и склонила голову, — Попробуй сам.

Найл послушно повторил движение, но чувствовал себя как-то неловко.

— А надо? Мне еще никогда так не приходилось.

Мерлью коснулась пальцем его губ.

— Сделай ради меня. Так хочется, чтобы ты произвел на отца впечатление! — Она легонько коснулась Найла губами. — Хочу, чтобы ты ему приглянулся.

— Ладно.

Скажи она сейчас броситься в ванну одетым, кинулся бы не раздумывая.

Взяв юношу за руку, Мерлью вывела его из ванной, воздух обдавал юношу прохладой; ощущение такое, будто ступаешь по подушке из податливой пены. Управитель сидел, томно развалясь на груде подушек в окружении пяти-шести служанок. Такое впечатление, будто бы он с самого утра никуда и не сдвигался.

— О-о, мальчик, дорогой мой! Входи, входи.

Лицо Каззака залоснилось довольной улыбкой, когда юноша припал на одно колено.

— Ну, прямо как придворный, великолепно!

Он поднялся (служанки обходительно поддержали под локти) и пошел навстречу.

— Проходи, садись. Наверное, изнываешь от голода.

Он положил руку Найлу на плечо. Звонко щелкнул замок в двери, Мерлью оставила их.

Едва Найл сел, как одна из служанок подала ему металлический кубок; другая, подойдя, наполнила его из кувшина с узким продолговатым горлышком. Это была та самая золотистая жидкость, которую они с Одиной пробовали в ладье. Каззак одобрительно посматривал, как Найл осушает кубок. Вкус был невыразимо приятным. Напиток освежат свербящую глотку, словно холодный нектар. Почти тотчас возникла приятная легкость в голове и теплая пульсация в жилах.

Служанки поставили перед ним резные деревянные чаши с едой: фрукты, орехи, мягкий белый хлеб, тарелку с птичками, только что из печи. В ответ на вопросительный взгляд юноши Каззак сказал:

— Это все тебе. Я уже ел. — Он поманил рукой одну из служанок. — Криста, сыграй что-нибудь нашему гостю, чтобы вкушалось слаще.

Девушка взяла струнный инструмент и, сев перед обедающими на пол, запела чистым, светлым голосом. Каззак откинулся на подушках и с умиротворенным видом прикрыл глаза. Найл был так голоден, что в музыку толком и не вслушивался. Вместе с тем, несмотря на голод, он не торопился набивать желудок. От чересчур обильной еды клонит в сон, а скрытое чувство подсказывало, что мысли надо держать в кулаке. По этой же причине он воздержался и от соблазна осушить еще один кубок золотистого медвяного напитка — лишь пригублял мелкими глотками.

Когда закончили есть, одна из служанок поднесла влажную, напитанную ароматом тряпицу и вытерла Найлу руки и рот. Следом подошла другая — эта досуха вытерла ему губы мягким полотенцем.

Музыка смолкла. Каззак будто проснулся. Он посмотрел на Найла с улыбкой благодетеля.

— Ну что, голод заморил?