Буидзе пошевелился, но не остановил меня. В третьем ряду снизу, в глубине, где лежали предметы, найденные чуть более года назад, один из завернутых в ткань предметов подался под пальцем так, что это меня насторожило.

– Работать нужно в перчатках, – сказал Буидзе.

Я развернул ткань: под ней оказалась газета, а среди слоев газеты лежала деревяшка, все еще с частицами краски и следами от шурупов. Не древняя и не резная – кусок двери, абсолютно никчемная вещь.

Буидзе уставился на него. Я выставил находку вперед.

– А это к какой династии относится? – спросил я.

– Не надо, – сказал Ашил.

Я вышел наружу. Ашил и Буидзе последовали за мной.

– Я – Махалия, – сказал я. – Я только что все заперла. Я сама предложила это сделать, хотя сейчас и не моя очередь. А теперь я немного прогуляюсь.

Я повел их мимо тщательно разделенной на слои ямы, откуда на нас удивленно смотрели студенты, в пустоши, к историческим развалинам и за их пределы, к воротам, которые открывались университетским пропуском. Для нас они открылись. Мы подперли их, а затем вышли в парк. То, что находилось совсем рядом с раскопками, парком назвать можно было с трудом, но там действительно росли кусты и несколько деревьев, мимо которых шли тропинки. Я видел улькомцев, но в отдалении. Между местом раскопок и основной частью улькомского парка не было непрерывного улькомского пространства. Сюда вклинивался Бешель.

На противоположной стороне поляны мы заметили других людей – бешельцев, они сидели на камнях или у пересеченного пруда. В Бешеле находилась лишь небольшая часть парка, несколько метров по его краю, борозды пересеченной земли среди тропинок и кустов и небольшая полоска Бешеля, отделявшая две улькомские части друг от друга. Карты четко разъясняли посетителям, куда можно идти. Именно здесь, на пересечении, студенты могли – скандально, вызывающе – встать на расстоянии вытянутой руки от иностранной державы.

– Пролом наблюдает за такими окраинами, – сказал Ашил. – У нас есть камеры. Мы бы увидели любого, кто появился в Бешеле, не придя из него же.

Буидзе отстал и не пытался за нами наблюдать, но Ашил все равно говорил так, чтобы тот не мог нас услышать. Я не сбавлял шаг.

– Орсини… – сказал я. Попасть в Уль-Кому отсюда можно, только вернувшись в раскопки Бол-Йе-ана. – Диссенсы? Ерунда. Она доставляла товар совсем не так. Вот что она делала. Вы «Большой побег»[9] смотрели?

Я подошел к краю пересеченной зоны, где заканчивалась Уль-Кома. Я, конечно, теперь был в Проломе и мог бы забрести в Бешель, если хотел, но остановился так, словно нахожусь только в Уль-Коме. Я подошел к границе пространства, которое она делила с Бешелем, туда, где Бешель ненадолго становился сплошным и отделял эту часть Уль-Комы от остальной. Я убедился в том, что Ашил за мной наблюдает. Затем изобразил, что кладу деревяшку в карман, но на самом деле засунул ее в брюки.

– Дыра в ее кармане.

Я сделал несколько шагов по пересечению и уронил деревяшку – к счастью, не посадив себе занозу – в штанину. Когда она упала на землю, я замер, словно любуясь небесами, и стал водить ногой, забрасывая деревяшку полусгнившими листьями и землей. Когда я пошел прочь, не оглядываясь, деревяшка исчезла, стала невидимой – если не знать, что она лежит там.

– Когда она уходит, кто-то в Бешеле – или, чтобы вы ничего не заподозрили, тот, кто похож на человека в Бешеле, приходит сюда, – сказал я. – Стоит здесь и смотрит на небо. Ковыряет землю ногой. Что-то выкапывает. На минуту присаживается на камень, касается земли, кладет что-то в карман. Махалия не берет недавние находки, потому что их только что положили в шкаф, они слишком заметны. Но когда она запирает склад, она открывает старые ящики – потому что на это нужно лишь несколько секунд. Что она забирает? Возможно, случайно попавшиеся предметы. Возможно, она действует по инструкции. В Бол-Йе-ане их обыскивают каждый вечер, так с чего бы ее упрекнут в воровстве? У нее никогда ничего с собой не было. Эти вещи просто лежат здесь, на пересеченной земле. И за ними кто-то приходит. Через Бешель.

Я повернулся и медленно посмотрел по сторонам.

– Тебе кажется, что за тобой следят? – спросил Ашил.

– А вам?

Очень долгая пауза.

– Не знаю.

– Орсини. Как же я от всего этого устал, честно, – сказал я и снова повернулся.

– О чем ты думаешь? – спросил Ашил.

Донесшийся из леса собачий лай заставил нас обернуться. Собака находилась в Бешеле. Я был готов ее не-слышать, но, разумеется, не был обязан это делать.

Это был лабрадор, темный дружелюбный зверь – он что-то нюхал в кустах, а затем побежал к нам. Ашил протянул ему руку. Появился его владелец, удивленно улыбнулся, затем в смятении отвел взгляд и позвал собаку. Она пошла к нему, оглядываясь на нас. Он пытался развидеть нас, но невольно поглядывал в нашу сторону – вероятно, думая о том, почему мы так рискуем, играя с собакой в этой нестабильной точке города. Когда Ашил посмотрел на него, человек отвел взгляд. Наверное, он понял, где мы и кто мы.

* * *

По данным каталога, деревяшка замещала латунную трубу с шестернями внутри. Кроме нее, пропали еще три предмета из ранних раскопок – клешня лобстера, сжимавшая примитивный часовой механизм, ржавый предмет, похожий на крошечный секстант, пригоршня гвоздей и винтов. Вместо них в куски ткани были завернуты смятая бумага, камни, нога куклы.

Мы осмотрели землю на той окраинной зоне. Нашли ямки, следы почти замерзшие остатки цветов, но никаких закопанных бесценных сокровищ Эпохи предшественников. Их уже давно забрали. Продать их никто не мог.

– Значит, это пролом, – сказал я. – Откуда бы ни пришли эти орсинийцы и куда бы ни ушли, в Уль-Коме они забрать эти вещи не могли, значит, они взяли их в Бешеле. Ну, может, с их точки зрения, они вообще не покидали Орсини. Но для большинства людей эти вещи были оставлены в Уль-Коме и взяты в Бешеле, так что это пролом.

* * *

На обратном пути Ашил кому-то позвонил, а когда мы прибыли в наш дом, там люди Пролома спорили и быстро проводили голосование по каким-то чуждым для меня вопросам. Новые люди входили в комнату во время этой странной дискуссии, звонили по мобильникам, вмешивались в разговор. Они не выдавали эмоций, но атмосфера была напряженной.

Из обоих городов поступали сообщения; люди, зажимая трубки ладонями, негромко комментировали их.

– Всем быть начеку, – повторял Ашил. – Начинается.

Они опасались грабежей и убийств. Число небольших проломов увеличивалось. Люди Пролома старались быть повсюду, но многие случаи они упускали. Кто-то сказал, что на стенах улькомских домов стали появляться граффити в стиле бешельских художников.