Их женитьба – это еще и разрешение проблемы с «кладовыми» деньгами. Таня – прямая наследница Анфисы, прямее не придумаешь. Иван имел законное право на вознаграждение как внук Максима, без которого этот клад пролежал бы в земле еще незнамо сколько лет и неизвестно, был бы когда-нибудь обнаружен, хуже того – отрыт совершенно посторонними людьми.

Двенадцать тысяч рублей – это взнос на кооперативную квартиру. Подарок небес. То есть надменной бабки Анфисы с портрета. Без этого подарка молодым пришлось бы ждать собственной квартиры лет пятнадцать.

Максим приехал в Ленинград загодя, раньше сына и снохи – родителей Ивана. Жена Акулина не могла отправиться в далекую поездку по причине плохого здоровья и ко всеобщему облегчению. Максим с Нюраней договорились встретиться загодя, за несколько дней до свадьбы, но Максим от «загодя» загодя приехал. Внука Ивана попросил, распорядился: приодень меня.

Костюм, выбранный в Гостином Дворе Иваном, две рубашки, майки, ботинки Максим покупал на свои – остатки «оружейных» денег. Внук, охламон, скалясь, сказал, что надо бы и бельишко обновить, не ровен час, а ты в замызганном. Следовало ему в лоб двинуть, но сдержался, измученный примерками. Бери мне трусы, Иван, раз пошла такая пьянка. Мои сбережения кончились, потраться, унучек, на дедово исподнее.

Таня отвела деда Максима в парикмахерскую, где ему шевелюру подровняли, а от кудлатой бороды почти ничего не оставили – так, лицо прикрыть. Сидел простынкой завернутый, а мастер ножницами вокруг него щелкал и приговаривал: ах, какой волос, ах, какой волной, ах цвет перец с солью. Вышел сам не свой, да еще в ботинках – разнашивал. Он всю жизнь в сапогах проходил. Теперь ступал с опаской, выходило – чинно, как купец.

В то же самое время Нюраня пыталась сделать себя краше. Покупала платья, блузки, юбки – судорожно у спекулянтов хватала. Приходила домой, надевала, крутилась перед зеркалом. Тихий ужас. Как жаль, что нет внучки Татьянки, уехала в Питер к свадьбе готовиться. Как хорошо, что нет Татьянки, внучкам вредно видеть сумасшествие бабушек. Волнение дошло до того, что впервые в жизни решила отрезать волосы и закудрявить химическую завивку. Так ходят все современные женщины, а она вечно с косой, уложенной кренделем на затылке. Как старорежимная гимназическая мымра! Опомнилась на пороге парикмахерской. Свадьба пройдет, а про меня станут думать, что я, Анна Еремеевна Пирогова, на старости лет впала в климактерическую истерию. И это будет правдой. Не дождетесь!

У Ивана голова шла кругом. Что там кругом! Олимпийскими кольцами, наслаивающимися друг на друга. Он договорился с комендантшей общежития, тем еще цербером, вдруг оказавшейся мировой теткой. Родня жениха не может жить на территории невесты – мама, его тихая скромная мама, стояла намертво. В гостиницы не попасть, да родители в гостинице совсем бы стушевались. У дяди Мити и Насти в квартире отчаянное перенаселение москвичами. Есть еще вариант остановиться у друзей Камышиных, но он не лучше гостиницы. У чужих-то людей! Комендантша выделила комнату – для его деда, отца и матери. Родителям тоже требовалось «приодеться». У нас, Ванечка, чуть накоплено, но, не обессудь, на подарки венчальные не хватит. Ему не нужно родительских денег! Он сам зарабатывает! На свадьбе, по списку, будут только свои. «Ванечка, только кто по роду наши», – говорила Бама. Плюс друзья Тани и его собственные. «Своих» и друзей набралось девяносто семь человек. Найти ресторан, утвердить меню и музыкальное сопровождение. Ресторан для Бамы – большое унижение. Ванечка, не принять людей на своей территории! Но ни квартира на Петроградской, ни дача сотню человек не вместят. Наконец Бама выбрала ресторан на Большом проспекте Петроградской стороны. Потому что соседка, авторитетная женщина, сказала, что там повар как из бывших. Если ему котлеты не понравились, может весь противень в помои выбросить. Баму и Александра Павловича надо в ресторан сводить и познакомить с поваром. Чтобы Бама лично убедилась, а повар уяснил, что Камышин не последний человек в Питере, заслуженный пенсионер, пишущий мемуары, как маршал Жуков. Надо купить спиртное и фруктовые напитки, спасибо директору ресторана, пошел на сделку: нашего спиртного (с громадной наценкой!) двадцать процентов, остальное везите в ящиках к заднему входу. Заказать автобусы, чтобы гости присутствовали на регистрации во Дворце бракосочетания на набережной Красного флота! Все? Это безумие! Это будет второй штурм Зимнего дворца, который по набережной в пятистах метрах. Знакомство с прибывшими из Германии будущими тестем и тещей. Виталий Алексеевич очень приятный человек. Но Танина родная мама! Она точно ее родная мама? Клара Емельянова привезла пять батонов финского сервелата для свадебного стола, как бы их в ресторане не украли. Только угомонили Баму, которая хотела «моей капустки квашеной, грибочков, наливочек…» притащить в ресторан. Гости голодные, что ли? Объедаться придут? Они придут засвидетельствовать факт того, что Иван и Таня могут теперь законно кровати ломать. Не скажи, Ванечка, нервничает Бама, свадьба – это самый лучший пир. А пир – это когда больше, чем можно съесть.

Либо мир сошел с ума, либо у Ивана плохо с головой. Таня – в общей компании с миром. У Тани истерика. Мама привезла ужасное платье! Какое-то гипюровое мещанство! А фата? Эти пошлые немецкие цветочки! Все отвратительно, я буду на собственной свадьбе выглядеть как засидевшаяся в девках бюргерша! Соня, Маня, на помощь! Они тут как тут, без Таниных сестер он бы стух еще неделю назад. У Сони есть идея, как платье там подрезать, тут надставить, подчеркнуть талию атласной лентой. Фата как символ невинности тебе, Танька, вообще не положена. Ладно, молчим. Пойдем наряд переделывать. Таня хочет не простое обручальное кольцо, а с алмазной гранью. То есть? Иван, спокойно! Мы с тобой! Едем по ювелирным! Нашли кольцо, какое Таня хотела. Ивану купили самое простое и самое тонкое, он вообще не из тех мужиков, что перстни носят. Девочки, надо обмыть покупку! Ему хотелось выпить и расслабиться.

В баре гостиницы «Советская» они успели выпить по пятьдесят граммов коньяка, к пирожным и кофе еще не притрагивались. Иван вдруг стал рассказывать, как во время Войны майор Александр Кузьмич Попов, тогда мальчишка шестнадцатилетний, сражался в составе взвода снайперов-гастролеров. Они приезжали на передовую перед наступлением, осматривались. Выбирали высокую точку – горушку, сопку. С нее солдаты запускали бочку, начиненную камнями и мелкими железками. Бочка звенела и тарахтела отчаянно. Фашисты невольно поднимали головы, высовывались из окопов. Тут их снайперы и подсекали. Иван хотел подвести к тому, что снайперы работают не только в одиночку, но и парами, и командами. Он, Иван, не задумываясь, пошел бы на передовую с Маней и Соней, которые лихо умеют «запускать бочку». Иван не успел договорить. В бар нагрянула милиция – облава, ловят фарцовщиков. Иван вспыхивает: они не фарца, и он через пять дней женится! Ивану обещают пятнадцать суток свадебного пира в камере. Маня выходит вперед, таращит глаза и заламывает руки. Товарищи милиционеры! Всё честно! Соня лезет Ивану в карман и вытаскивает доказательства. Вот кольца, вот талоны на покупку дефицитных продуктов и вещей в Салоне для новобрачных, вот приглашение на регистрацию. Вы же сами, наверное, нервничали в преддверии столь важного события. Женихи, сами знаете, – крутят Соня и Маня пальчиками у виска. Их отпускают.