Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Куинси сделал другую попытку:
— Особый агент Кэплан говорит, что, по вашему сообщению, в тот вечер было много машин.
— Так точно, сэр! — немедленно выкрикнули морские пехотинцы.
— Большей частью, видимо, в них находились возвращавшиеся в общежития курсанты Национальной академии.
— Так точно, сэр!
— Это были в основном взятые напрокат или их собственные машины? Думаю, вы видели немало маленьких, неприглядных машин.
— Так точно, сэр.
— А фургоны? — осведомился Куинси. — Особенно грузовые фургоны, приезжавшие после полуночи?
Снова молчание. Солдаты нахмурились.
— Мы видели несколько фургонов, сэр, — наконец доложил один.
— Вы не заносили их в журнал регистрации, не обращали внимания на номерные знаки?
— Никак нет, сэр.
Теперь нахмурился Куинси.
— Почему? Я думал, приезжали и выезжали преимущественно легковые машины. Грузовой фургон должен был привлечь к себе внимание.
— Никак нет, сэр. Строительство, сэр.
Куинси бросил взгляд на Кэплана, и тот как будто понял.
— На базе строится несколько объектов, — объяснил особый агент. — Новые стрельбища, лаборатории, административные здания. Лето беспокойное, и у большинства бригад свои фургоны или грузовики. Людей, приезжавших на авто-догрузчиках, мы проверяли.
Куинси закрыл глаза. Рейни видела, что в нем нарастает гнев. Мелочи, о которых никто не подумал вначале. Мелочь, которая может иметь в этом деле решающее значение.
— У вас на базе работает множество строителей, — сурово заговорил Куинси, открыв глаза, и посмотрел в упор на Кэплана. — Почему вы не сказали об этом раньше?
Кэплан смущенно замялся.
— Не пришло в голову.
— На базе совершено убийство, и вам не пришло в голову сообщить, что множество мужчин в возрасте от восемнадцати до тридцати пяти лет, то есть подходящих под описание убийцы, ежедневно проезжает через эти ворота?
Теперь двое бывших часовых с любопытством смотрели на Кэплана.
— Каждый человек, получающий разрешение въезжать на базу, должен сперва пройти проверку, — ответил Кэплан. — Да, у меня есть список фамилий, и мои люди просматривали его. Но мы не допускаем на базу людей, имеющих судимость, — ни служащих, ни строителей, ни гостей, ни курсантов. Так что в этом списке подозрительных лиц нет.
— Прекрасно, — проговорил Куинси. — Но есть одна деталь, особый агент Кэплан. У нашего неопознанного субъекта нет судимости — он пока не был схвачен!
Кэплан вспыхнул. Он чувствовал на себе взгляды двух новобранцев и ощущал нарастающий гнев Куинси. Но не сдавался.
— Мы просмотрели список, проверили фамилии. Никто никогда не совершал насильственных действий. То есть нет причин брать под подозрение кого-то из строителей. Если только, прошу прощения, вы не хотите, чтобы я начинал проверять каждого, кто водит грузовой фургон.
— Это было бы началом.
— Это половина списка!
— Да, но сколько из этих людей раньше жило в Джорджии?
Кэплан вскинул голову, захлопал глазами, а Куинси кивнул с мрачным удовлетворением.
— Просто отчет о кредитных операциях, особый агент. Он даст вам предыдущие адреса, и мы установим фамили всех, имеющих связи с Джорджией. А потом составим список подозреваемых. Что скажете?
— Это… но… в общем… Да, хорошо.
— Еще продолжается поиск двух девушек, — сказал Kуинси. — И неопознанному субъекту это слишком долго сходит с рук.
— Вы не знаете, действительно ли этот человек из строительных бригад, — возразил Кэплан.
— Да, но мы должны по крайней мере задать эти вопросы. Нельзя допускать, чтобы «несуб» управлял игрой, поверьте. Либо вы управляете, либо проигрываете. С такого рода хищниками все дело в искусстве игры. Победитель получает все.
— Я усажу своих людей за список, — пообещал Кэплан. — Дайте нам несколько часов. Где вас искать?
— Я буду в отделеповеденческих наук, поговорю с доктором Эннунцио.
— Выяснил он что-нибудь из того объявления?
— Не знаю. Надеюсь, что ему повезло. Потому что всем остальным определенно нет.
Штат Виргиния
11 часов 34 минуты. Температура 37 градусов
Тина освоилась в жиже. Грязь перепачкала ее руки, ноги, красивое зеленое платье. Вонючий ил покрывал лицо и шею, первобытная слизь хлюпала под ногами. Тина зачерпнула горсть липкого месива и размазала по груди.
В школе она читала книгу «Повелитель мух». Судя по одному из примечаний в удобных желтых «Конспектах Клиффа»[11], книга была об эротическом сне. Тина не поняла этого. Помнила она главным образом то, что попавшие на необитаемый остров дети превратились в маленьких дикарей — охотились сперва за кабанами, потом друг за другом. Книга отличалась пугающей, нервозной атмосферой, она волновала. Так что, может, она и вправду об эротических снах. Тина не знала, читали ли ребята «Повелителя мух» с большим интересом, чем другую литературную классику.
Но это, в сущности, не важно. Важно то, что Тина Крэн, беременная студентка и в настоящее время игрушка сумасшедшего, сейчас получала жизненный урок, связанный с литературой. Кто сказал, что школа не учит ничему?
Утром Тина первым делом обмазалась грязью, ибо солнце поднималось и изжарило бы ее, как жучка, попавшего в фокус проходящих через лупу лучей. Грязь воняла, но ощущать ее на теле было приятно. Она была прохладной, густой, покрывала ее истерзанную кожу толстым защитным слоем, который не могли пронзить жалами даже проклятые комары. Грязь заполняла ее ноздри отвратительным мускусным запахом. Но голова шла кругом от облегчения.
Грязь приняла ее. Грязь спасет ее. Грязь — благоприятная стихия. Тина уставилась на пузырящуюся, булькающую массу и подумала, почему бы не съесть горсть грязи. Вода у нее кончилась. Крекер тоже. Живот мучительно сводило, как перед тяжелыми месячными. Видимо, ребенок покидал ее. Она была плохой матерью, и теперь ребенок тоже хотел грязи.
Она плачет? При засыхающей на лице грязи понять трудно.
Грязь мокрая. Приятно было бы ощутить, как она течет по пересохшему горлу. Грязь заполнила бы желудок тяжелой, тухлой массой. Перестав переваривать грязь. Тина умерла бы.
Это очень просто. Зачерпни еще горсть грязи. Отправь ее в рот.
Бред, прошептал ее внутренний голос. Жара с обезвоживанием в конце концов сделали свое дело. Тина ощущала озноб, несмотря на палящую жару. При каждом ее движении мир устрашающе кружился. Иногда Тина обнаруживала что смеется, однако не знала почему. Иногда сидела в углу и плакала, но это по крайней мере было объяснимо.