«Из описания штурма видно, что он был делом случая и не мог никоим образом увенчаться успехом, ибо хотя новый ров и новая стена и составляли преграды, которых нельзя было преодолеть, однако, надо было приготовиться, чтобы завладеть ими, надо было заготовить фашины и лестницы и выдать соответственные распоряжения, а все это не было сделано»[774]. Можно предполагать, что Баторий решился сделать этот рискованный шаг только вследствие того, что положение его армии было затруднительно, так как она не была снабжена достаточным количеством пороха, и потому не мог рассчитывать на скорое взятие города[775].

Потери осажденных были еще более: 863 убитых и 1626 раненых[776]. Псковитяне легко могли бы укрываться от неприятельских выстрелов за валом, вследствие чего потери были бы меньше. Поэтому можно думать, что увлекаемые пылом сражения и радостью вследствие победы над врагом, они бросались в бой слишком опрометчиво, а потому и жертв принесли больше, чем следовало[777].

Неудача штурма[778] привела осаждающих в уныние, которое еще более усилилось оттого, что после штурма почувствовался сильный недостаток пороха, вследствие чего пришлось прекратить обстреливание города[779]. На следующий день созван был военный совет для того, чтобы обсудить дальнейший план действий. Замойский предложил Баторию несколько десятков центнеров пороху и 300 пуль; кроме того, решено послать за порохом в Ригу и к герцогу Курляндскому[780]. Неудача 8-го сентября убедила и Венгров, что взять Псков приступом нет никакой возможности, а потому постановлено было принудить город к сдаче осадою, т. е. придерживаться того плана, который намечался уже в самом начале кампании и который несомненно имелся в виду самим Баторием. Замойский разделял взгляды короля. Кроме того, он советовал отпустить домой волонтеров, ибо они не могут, по его мнению, выносить продолжительной службы и все равно уедут из армии, когда начнут испытывать лишения, происходящие от продолжительной осады и суровой зимы; между тем с отпуском их уменьшится численность армии, вследствие чего ее легче будет продовольствовать. Однако Баторий с этим мнением Замойского не был согласен: он опасался, что уменьшение армии усилит надежду осажденных на освобождение и сделает врага менее сговорчивым относительно условий мира, вследствие чего он не захочет уступить всей Ливонии[781]. Предположения Батория оказывались справедливыми. Псковитяне сильно обрадовались тому, что успели отразить приступ. На следующий день после него они повесили на городской стене пленного Венгерца и так кричали по адресу осаждающих: «А, что? Видите, как висит ваш Венгерец? Так и всех вас повесим». Грозили далее, что повесят самого короля, приговаривая: «что это за король у вас? не имеет ни зелья, ни денег; приходите только к нам, у нас и зелья и денег и всего много». И как бы в доказательство этого, они производили днем и ночью стрельбу в неприятельский лагерь, не нанося ему особенного вреда, ибо портили только осадные корзины.

Удачное отражение штурма придало новую бодрость осажденным. Они начали деятельно работать над укреплением своего города. Так, против проломов в городской стене поставлена была новая деревянная стена с многими башнями, проведены новые рвы и в них поставлен дубовый острог, заготовлены материалы для ограждения неприятельских приступов, между прочим, сеянная известь, чтобы засыпать глаза врагам[782]. Сделана была также попытка увеличить число защитников города принятием тех подкреплений, которые были высланы из Москвы. Но об этом узнали осаждающие.

Когда Замойский получил известие (15-го сентября)[783], что с другой стороны города движутся на судах по реке Великой московские отряды с намерением проникнуть в Псков, гетман поставил там стражу, лично осмотрев местность. Несмотря на это, два московских судна проскользнули в город. Тогда Замойский, по приказанию короля, поставил у берегов реки две барки и поместил в одной из них отряд немецких пехотинцев в 100 человек, а в другой в 60[784]; кроме того, на берегу расположен был караул из польских солдат, а река заграждена бревнами и цепями[785].

В ночь с 16-го на 17-е сентября московский отряд пытался на 17 судах пробраться в город, но наткнулся на заграждение в реке и был разбит стражею. Многие Москвитяне успели высадиться на противоположном берегу реки, но были встречены здесь венгерским караульным отрядом, который обратил их в бегство и стал преследовать. В погоню за бежавшими посланы были и польские всадники. В этой схватке некоторые из побежденных были убиты, другие утонули; 150 человек боярского рода попали в плен, в том числе и один воевода, другой погиб в сражении[786]; захвачены были и все суда, за исключением одного, которому удалось ускользнуть из неприятельских рук.