Глава 27. Железные дороги и империализм

В 1795 году появилась первая транспортная железная дорога — между Мадридом и Сан-Ильдефонсо, текущей загородной резиденции испанских королей, в том числе и Артёма.

В этом же году между двумя точками появилась и первая официальная телеграфная линия, причём уже с использованием электромагнитных телеграфов и азбуки Морзе, которая стала «Королевской азбукой».

Правда, сам Артём не занимался повторным изобретением велосипедного колеса — этим занималась целая команда умнейших математиков.

Лавры достижения он не забирал — ему их подарили. Не учёные, впрочем, а пресса. Изобретатели, разумеется, получили заслуженные почести — красивую медаль из практически чистого золота, пожизненную пенсию, грант на новые работы и элитную недвижимость в Мадриде.

И, как не трудно догадаться, Артём тут же начал пропагандировать железные дороги и телеграфные линии, а также спонсировать их строительство.

Для первого он создал государственную железнодорожную компанию с просто чудесным названием — «Испанские железные дороги», а для второго — ещё одна государственная компания с ещё одним просто чудеснейшим именем — «Испанские телеграфные линии».

Обе компании были созданы, как акционерные общества, в которых доля государства была бы одинаковой — 50 % + 1 акция. Остальные акции были в свободном обращении.

Правда, на момент создания оставшиеся акции были приобретены двумя разными, аффилированными с Артёмом фирмами. Впрочем, их не то чтобы желал приобрести кто-либо ещё.

Рельсы для железных дорог планировалось производить усилиями частного предприятия, принадлежащего акционерному обществу, контрольный пакет акций которого находился в собственности аффилированной с Артёмом фирмы.

То же самое касалось предприятий, отвечающих за производство паровых котлов, вагонов, осей и вообще всех деталей паровозов. Крупнейшая в стране угледобывающая компания — тоже в кармане у Артёма.

То есть, Артём знал пользу от железных дорог, имел все средства для их широкого строительства, и мог получить огромную выгоду от этого строительства. Ну, собственно, потому уже в 1795 году он приступил к реально широкомасштабному строительству железных дорог, а также телеграфных линий.

От строительства телеграфных линий, как владелец ещё и крупнейших в империи предприятий по добыче и выплавке цветных металлов, он также очень многое выигрывал.

Пока что, конечно, железные дороги были ещё весьма дороги, но уже не настолько, чтобы не быть рентабельными — спасибо инновациям в металлургии, металлообработке и энергетике.

Тем временем, наступал уже 1796 год…

ДВАДЦАТЬ ШЕСТОЙ ГОД

Начался год с очередного оглушительного успеха Артёма — первого успешного применения бомбических пушек. Двадцать четыре выстрела с берега, и хоть и списанного, но всё же линейного корабля 3-го ранга, предположительно несущего 74 орудия, больше не существует.

Представьте себе — меньше получаса потребовалось береговой батарее бомбических орудий на ликвидацию крупного парусного корабля, как реальной боевой единицы.

На то же самое у обычной береговой батареи могли потребоваться долгие часы и в десятки раз большее число снарядов, и даже так противник мог в любое время ускользнуть от плачевной судьбы, дабы вернуться в строй уже в ближайшее время.

Несколько меньшие бомбические пушки, установленные на нижнюю палубу 32-пушечного фрегата 5-го ранга, успешно сожгли 74-пушечный линейный корабль 3-го ранга всего за 24 выстрела.

Фрегат, внимание, успешно уничтожил собственными силами крупный линейный корабль 3-го ранга. Фурор, оставшийся абсолютно незамеченным для мира.

Никаких иностранных наблюдателей при данном событии не присутствовало, а сами результаты испытаний были помечены грифом «Печати не подлежит».

Каждый участник испытаний был чётко задекларирован в специальном списке и письменно подтвердил, что не станет разглашать сведения, составляющие государственную тайну — под страхом уголовного преследования. В общем, как обычно.

Сами бомбические пушки, конечно, не были новы в плане концепта, но конкретное их исполнение, конкретные их чертежи, конкретные технологические инструкции к изделию — это уже совершенно другой разговор.

Ну и, соответственно, после испытаний 1796 года бомбические пушки были приняты на вооружение, после чего в этом же, 1796, году был размещён заказ на производство 8 тысяч крепостных бомбических пушек и 4 тысяч корабельных бомбических пушек. Всего — 12 тысяч бомбических пушек.

Размах перевооружения, действительно, был бомбический. Ну, а если без шуток, то начался процесс полного перевооружения на бомбические пушки. Пушки были утверждены после финальных испытаний в варианте О’Нила, испанского артиллериста ирландского происхождения.

В чём были отличия между вариантами — не скажем. Скажем только то, что О’Нил был зятем «главному человеку» в комитете, ответственном за разработку бомбической пушки.

Ну, а этому «главному человеку» было более важно то, что О’Нил — ему зять, чем характеристики его пушки. Впрочем, не стоит думать, что она была по своим техническим характеристикам хуже других в сколько-нибудь значимой степени — не была.

Тем временем, в 1796 году (спустя 2 года после патентования метода) была открыта первая в Европе консервная фабрика — «Мадридская консервная фабрика имени Хуана де Вильянуэва». Угадайте, с кем была аффилирована компания, которой он принадлежал.

Хорошо, не гадайте — Артёму. Да, кто бы мог подумать, что именно он стоял за открытием очередной самой современной, самой крупной и вообще самой-самой фабрики.

Первая в Европе консервная фабрика была, по совместительству, и самой крупной консервной фабрикой в Европе на очень долгие годы. На фабрике работало одновременно около 500 человек. Из них только 84 человек одновременно делали консервы.

В среднем, в год фабрика производила примерно 1,512 миллиона консерв в год, преимущественно мясных консерв. На этой же фабрике работало производство самих жестяных банок.

В год они делали примерно 9,072 миллионов жестяных банок в год, причём 1,512 миллиона банок из этого числа расходовалось на консервы. То есть, примерно 7,56 миллиона банок — чистые банки под всё прочее.

Благо, что сами жестяные банки вообще были очень полезной вещью — в них можно хранить и гвозди, и краску, и всё-всё прочее. Покупаешь такую вот банку — засыпаешь туда, например, гвозди, и просто припаиваешь крышку к банке, превращая негерметичную банку в герметичную банку.

На свете существует величайшее множество вещей, которые удобно транспортировать в жестяных банках — от тех же гвоздей до условной краски (вспоминаем, что Артём владеет крупнейшим лакокрасочным предприятием в Европе). Применение им, в общем, найти несложно, так что производить их можно столько, сколько вообще возможно — хуже не станет.

Что до армии и флота, то оба монстра сожрут столько мясных консервов, сколько фабрика вообще произведёт, причём кусающиеся цены для них будут не столь критичны — для них более критично накормить армию мясом, не таская за собой стада скота.

Тем более, что консервы