Пока что руки друг другу протянули генералы Вермахта и Красной армии. В Гродно совместный парад вместе с немецкими генералами принимал будущий маршал и дважды Герой Советского Союза Василий Иванович Чуйков, тогда комкор. В Бресте в честь «советско-германского братства по оружию» 22 сентября тоже был проведен совместный парад. Найден приказ, составленный в штабе немецкой 20-й дивизии 21 сентября 1939 года:

«По случаю принятия Брест-Литовска советскими войсками 22 сентября 1939 года во второй половине дня, предварительно между 15:00 и 16:00, состоится прохождение маршем у здания штаба 19-го армейского корпуса перед командиром 19-го корпуса Гудерианом и командиром советских войск…»

Парад принимали танкисты: немецкий генерал Хайнц Гудериан и комбриг Семен Моисеевич Кривошеин. Гудериан писал после войны в «Записках солдата»: «Кривошеин владел французским языком, поэтому я смог легко с ним объясниться. Все вопросы были удовлетворительно для обеих сторон разрешены… Наше пребывание в Бресте закончилось парадом и церемонией с обменом флагами».

Через два года, в июле 41-го, Гудериан и Кривошеин столкнутся в бою под городом Пропойском, который Сталин приказал переименовать в Славгород. Семен Кривошеин в Гражданскую воевал в Первой конной, в 1937-м был в Испании, затем командовал танковой бригадой на Дальнем Востоке, участвовал в боях на озере Хасан и в финской войне. Командуя механизированным корпусом, Кривошеин отличился в берлинской операции, за что был удостоен звания «Герой Советского Союза».

Когда Польша была разгромлена, Молотов с удовольствием сказал на сессии Верховного Совета: «Правящие круги Польши немало кичились «прочностью» своего государства и «мощью» своей армии. Однако оказалось достаточным короткого удара по Польше со стороны сперва германской армии, а затем Красной армии, чтобы ничего не осталось от уродливого детища Версальского договора, жившего за счет угнетения непольских национальностей».

Полвека спустя молотовскую цитату активисты профсоюза «Солидарность» будут расклеивать на улицах Варшавы в виде листовок. Секретные протоколы, подписанные Молотовым, удар Красной армии в спину оборонявшихся от немцев польских частей в сентябре 1939-го и расстрел польских военнопленных в Катыни в 1940 году и по сей день определяют отношение поляков к России…

В первом издании Большой Советской Энциклопедии, которое вышло в 1940 году, говорилось: «Польша — географическое понятие. Вошла в сферу государственных интересов Германии».

Раздраженные слова наркома иностранных дел Вячеслава Михайловича Молотова о «близоруких антифашистах» потрясли советских людей, которые привыкли считать фашистов худшими врагами советской власти, а Молотов с трибуны Верховного Совета распекал соотечественников, не успевших вовремя переориентироваться:

— В нашей стране были некоторые близорукие люди, которые, увлекшись упрощенной антифашистской агитацией, забывали о провокаторской роли наших врагов.

Он имел в виду Англию и Францию, которые теперь считались агрессорами.

— Эти люди, — продолжал Молотов, — требуют, чтобы СССР обязательно втянулся в войну на стороне Англии против Германии. Уж не с ума ли сошли эти зарвавшиеся поджигатели войны? (Смех в зале.)Если у этих господ имеется уж такое неудержимое желание воевать, пусть воюют сами, без Советского Союза. (Смех. Аплодисменты.) Мы бы посмотрели, что это за вояки. (Смех. Аплодисменты.)

Советский Союз и Германия сделали совместное заявление относительно начавшейся мировой войны. Сталин продиктовал текст: «Англия и Франция несут ответственность за продолжение войны, причем в случае продолжения войны Германия и СССР будут поддерживать контакт и консультироваться друг с другом о необходимых мерах для того, чтобы добиться мира».

Чтобы сделать немцам приятное, в сентябре 1939 года Москва признала Словакию, марионеточное государство, созданное Гитлером на обломках оккупированной Чехословакии. В формально самостоятельной Словакии существовал фашистско-клерикальный режим, его главу Йозефа Тисо после войны повесят как преступника. В декабре в Москву приехал словацкий посланник Франц Тисо, родственник президента, бывший учитель, затем директор текстильной фабрики. В феврале 1940 года в Братиславе приступил к работе советский полпред Георгий Максимович Пушкин, которого ждала большая дипломатическая карьера.

Пакт с Гитлером поверг советских людей в смятение, хотя присутствовало и чувство облегчения: войны не будет. Из газет исчезли нападки на Германию, перестали говорить о том дурном влиянии, которое Германия всегда оказывала на Россию. Напротив, появились сообщения о благотворном воздействии германского духа на русскую культуру.

Посол Шуленбург докладывал в Берлин: «Советское правительство делает все возможное, чтобы изменить отношение населения к Германии. Прессу как подменили. Не только прекратились все выпады против Германии, но и преподносимые теперь события внешней политики основаны в подавляющем большинстве на германских сообщениях, а антигерманская литература изымается из книжной продажи».

Писатель Евгений Петрович Петров (он погибнет в войну) жаловался: «Я начал роман против немцев — и уже много написал, а теперь мой роман погорел: требуют, чтобы я восхвалял гитлеризм — нет, не гитлеризм, а германскую доблесть и величие германской культуры…»

Запретили оперу выдающегося композитора Сергея Сергеевича Прокофьева “Семен Котко”, написанную в 1939 году, из-за упоминания германской оккупации Украины в первую мировую. Заместитель Молотова — Андрей Януарьевич Вышинский — специально приезжал послушать оперу — хотел убедиться, что в ней больше нет ничего обидного для новых немецких друзей.

11 июня 1940 года Вышинский доложил Молотову: «Я прослушал в театре им. К.С. Станиславского (в закрытом спектакле) оперу С.С. Прокофьева «Семен Котко». Считаю целесообразным внести в либретто изменения, устранив эпизоды с австро-германскими оккупантами… Тов. Прокофьев с этим предложением согласен».

Автором либретто был Валентин Петрович Катаев. 23 июня 1940 года состоялась премьера оперы в новой редакции, более приятной для новых германских друзей.

Будущий помощник Горбачева — Анатолий Сергеевич Черняев, в те годы студент Московского университета, оказался свидетелем такого эпизода. Один из секретарей комсомольского бюро вдруг вскинул руку в нацистском приветствии и громко крикнул: «Хайль Гитлер!»

Все захохотали. Но тут же почувствовали, что в этой эскападе комсомольского вожака содержится внутренний протест. Его освободили от комсомольской должности, чуть не исключили из университета с формулировкой «за издевательство над политикой партии». Студенческий билет ему, правда, оставили, но дали выговор «за непонимание политики партии».

Оркестры в Москве разучивали нацистский гимн, который исполнялся вместе с «Интернационалом». На русский язык перевели книгу германского канцлера XIX века Отто фон Бисмарка, считавшего войну с Россией крайне опасной. В Большом театре ставили Рихарда Вагнера, любимого композитора Гитлера. И мальчишки распевали частушку на злобу дня: «Спасибо Яше Риббентропу, что он открыл окно в Европу».