в слезы боли? У тебя-то? Добавь еще, что стыдишься тоже из-за боли, и краснеешь потому же!»

Дураком он не был и приблизительно понял, что было у Скарлетт на душе. Пускай он не знал, как складывалась ее жизнь до их встречи, но молчаливое и скрытное поведение указывало на то, что она многое скрывает и отказывается признать, в какой сейчас оказалась ситуации. Девушка явно застряла в воспоминаниях прошлого, глядя сквозь их призму на мир с недоверием и страхом. В итоге ей неизбежно предстояло, столкновение с реальностью, и, видимо, произойти этому было суждено именно сейчас, так что вот и реакция.

Встать сможешь? – спросил он.

Скарлетт слабо кивнула и несколько раз попыталась подняться, опираясь на его руку, но даже с этой помощью не смогла – настолько подгибались и дрожали колени.

Брэнделю еще больше стало ее жаль: сжимая зубы и плача от боли, девушка упорно продолжала попытки. Он не то чтобы не видел вблизи женских слез, но до этого – только у дам, которые вообще отличались склонностью к слезоточению по любому поводу.

Давай я тебя лучше понесу, позволь. Не надо, отдохни, – сказал он. Мужчина же он все-таки, надо соответствовать.

Задерживаться здесь точно не стоило: даже не зная, что там с Медиссой и Коданом, он понимал, что стоит старику выбраться на поверхность – и их миссия будет провалена. На самом деле, каждая минута промедления могла стоить им победы.

Как же я могу…? – полностью пораженно пробормотала Скарлетт.

Какой господин или командир стал бы это делать? Хотя, тут же подумав о Макарове, она решила, что ради Эке, сына герцога – вполне стал бы.

«Может, Макаров считал меня кем-то типа Рэди, совсем неважной пешкой. Тогда я была Железного ранга, черт его побери! Да, сплошные разочарования!»

Вспомнив о достойном только презрения юнце-предателей, она почувствовала приступ тошноты. Вынесенный тогда Брэнделем смертельный приговор не вызвал у нее никаких сожалений.

«И все же, почему молодой господин возится со мной, я ведь стала обузой! Среди Серых Волков я не пользуюсь популярностью как Санфорд, и не думаю, что моя внешность способна его заинтересовать – невеста у него намного красивее – да я вообще ни разу не видела, чтобы он выказывал интерес к противоположному полу! Все действия по отношению к невесте, вон, ограничиваются подтруниванием… Я же просто обуза!

Не стоит тратить на меня время, господин. Вам сейчас надо добраться до Кодана, а когда сделаете дело – можете за мной вернуться! – яростно закивала она, и продолжила с сомнением в голосе, – я же наемник, в конце концов, бояться не привыкла… Может, оставите мне световой кристалл, и…

Брэндель про себя утомленно вздохнул. Ясно было, что девушка боится. Непонятно было вообще, удастся ли найти выход, да и даже если удастся – займет это несколько часов. Оставлять в такой ситуации беззащитную девушку одну уже было бы нехорошо, а при том, что та могла в любой момент обернуться в аколита – и попросту опасно.

У тебя слишком сильно идет кровь, тебе опасно здесь оставаться! – он не стал выдавать правду и сменил тему.

Ничего, может, на то воля Матери Марши, а вам точно незачем лишняя обуза – замолчав на мгновение, она слегка улыбнулась, и тихо продолжила – но благодарю вас, господин. Уже того, что вы меня не бросили, достаточно… Нельзя же быть эгоисткой, так?

Тревожный взгляд Брэнделя встретился с затуманенным и безучастным Скарлетт.

«Должно быть, поступок Макарова ее сильно ранил. Жаль ее, жаль, но я не знаю, что делать с ее проклятием».

… Вечное Сожаление… – тихо охнул вдруг он словно про себя.

И прикрыл глаза, ухватившись за ускользающее воспоминание из игры и словно погружаясь в себя. Скарлетт оставалось только вглядываться в его лицо в темноте и пытаться понять, что происходит. Открыв наконец глаза, он объявил:

Может, ты думаешь, что живи ты в мирные времена – горькая участь тебя бы миновала, но были ли в истории Ауина вообще по-настоящему мирные времена?

В этом мире на всем континенте не стихали бесконечные войны – да всю его историю можно было сложить в многотомную поэму-эпос. Пожары войн сжирали целые города, а кровь лилась бесконечной рекой. Люди собирались в группы, чтобы выжить, но в таких условиях приходилось сохранять прагматизм и не забывать о себе.

В итоге связи слабели, а теплые чувства между людьми стирались. Общество строилось на жестокости и власти сильных: бал правили холодный расчет и эффективность.

Время от времени население восставало против тирании знати, ничего не делавшей для блага королевства, но сил сбросить оковы сопротивлению ни разу не хватило. Причиной тому были сила и власть правящей верхушки, так что сильные правили, а слабые были обречены.

Твоя история на этом континенте – не одна такая. Таких как ты или Зифрид – тысячи, а многим тут повезло еще меньше. Мне не хватит сил изменить все эти судьбы, и сильные так и останутся у власти. Да, здесь все намного более жестоко, чем в сказочном мире под названием Земля. И все же я верю, что надо протянуть руку помощи каждому нуждающемуся, с которым нас сводит судьба. Только что же ты не просишь о помощи?

Придя в этот мир, он хотел спасти известных по игре людей: принцессу, Богиню Войны, и еще многих пожертвовавших своими жизнями ради этого королевства. Самым большим его желанием было переписать историю.

… Я… – Скарлетт все еще колебалась, но в ее взгляд уже вернулся свет веры, и Брэндель это заметил.

Не пойми меня неправильно: я эгоист, и главное мое эгоистичное желание – спасти это королевство. Не могу обещать, что никто не пострадает… черт, да я даже не смогу гарантировать, что не причиню больше зла невинным, чем известные тебе дворяне. Возможно, пострадают невинные в этом королевстве, а может, и в Киррлутце, а может, и северные нации.

И все же, я не хочу, чтобы трагедия обрушилась на моих близких, и сделаю все возможное, чтобы это предотвратить. Ведь сердцу не прикажешь… И если руки мало – вот тебе и спина, так что давай, забирайся, понесу, если позволишь!

Пока Брэндель заканчивал говорить, Скарлетт нерешительно оглядывала рану на бедре, все собираясь принять помощь, и уже морально к тому готовая – оставалось только сказать это вслух.

Так, подожди, ты что, отказываешься из-за… Да прекрати ты, не собираюсь я