каплями на обшивке между палуб, длинные волны у мыса швыряли ее, как рейдовую бочку, полубак представлял собой прямо-таки собачью конуру. Каюта самого Джадсона располагалась едва ли не ниже ватерлинии, ни один из намертво задраенных иллюминаторов невозможно было открыть, а компасы, располагавшиеся вблизи массивной станины четырехдюймовой пушки, вели себя самым диковинным образом. Но Чтоб-Меня-Джадсон был полон радостного энтузиазма. И даже сумел заразить своей страстью мистера Дэвиса, своего старшего механика в чине машинного техника второго класса.

Помнивший свое первое судно, адмирал внимательно приглядывался к канонерке. Ее кранцы были украшены кипенно-белым плетеным линьком[44], пушка покрыта лаком куда лучшего качества, чем тот, что поставляло Адмиралтейство; дополнительные прицелы упакованы с такой же тщательностью, как и хронометры, блоки запасных лонжеронов сделаны из четырехдюймового бирманского тикового дерева и украшены резными драконьими головами — явный след приключений Чтоб-Меня-Джадсона в составе военно-морской бригады во время бирманской компании; становой якорь также был покрыт лаком, а не заурядной краской, и штурманских карт оказалось куда больше, чем полагалось.

Адмирал был весьма доволен, поскольку любил капитанов, готовых тратить свое небольшое жалованье на вверенные им корабли. Джадсон глядел на него с надеждой. Он был всего лишь младшим штурманским лейтенантом, прослужившим на флоте менее восьми лет. И мог застрять в бухте Саймон на полгода, тогда как вести корабль в море было для него единственным счастьем. К тому же главной мечтой Джадсона было хоть немного оживить официальный серый тон бортов канонерки золотой полосой вдоль бортов, и, возможно, добавить немного орнамента на тупую, как у баржи, носовую часть.

— Первое командование судном ни с чем не сравнится, верно? — спросил адмирал, словно читая его мысли. — Однако у вас, как я заметил, весьма неточные компасы. Неплохо бы вам привести их в порядок.

— Это бесполезно, сэр, — отвечал Джадсон. — Наше орудие, этот массив стали, для них притягательней полюса. Но... в общем, мы научились справляться с большинством неточностей, внося поправки.

— Не будете ли вы добры опустить ствол орудия на тридцать градусов!

Ствол опустили. Он двигался с такой плавностью и легкостью, что адмирал только присвистнул.

— Вам, должно быть, пришлось во время перехода в составе каравана постоянно держать конвойные суда в поле зрения?

— Я видел их лишь дважды на пути между этой бухтой и островом Мадейра, сэр, — отчеканил Джадсон, густо покраснев, ибо стыдился некоторых своих навигационных промахов. — Мы... мы слегка разминулись, но впоследствии исправили этот недочет.

Адмирал спустился по сходням на пирс, а флаг-капитан, сопровождавший адмирала, судя по всему, поведал об этой беседе другим командирам эскадры, базировавшейся в бухте Саймон. Поэтому шутки над «утюгом» еще много дней подряд сыпались со всех сторон.

— Что вы можете из нее вытрясти, Джадсон? — однажды спросил лейтенант с «Мангуста», выкрашенной в белое новехонькой канонерки с таранным форштевнем и современными скорострельными орудиями, поднимаясь в один из жарких дней на верхнюю веранду местного Морского клуба. Веранда эта ценилась моряками за живописный вид на верфь. Только в этом клубе, где постоянно собирались капитаны, можно было услышать все сплетни Семи Морей.

— Десять и четыре, — сказал Чтоб-Меня-Джадсон.

— О! Это, наверняка, на ходовых испытаниях. А сейчас она у вас слишком низко сидит. И я уже не раз говорил вам, что эта стеньга в конце концов приведет к разбалансировке. 

— Оставьте в покое мой рангоут, — отрезал Джадсон, которого уже утомило бесконечное повторение бородатой шутки.

— Ох, нет, вы только послушайте! Рангоут нашего Джадди! Кит, ты слышал про мачту этого утюга? Теперь о ней придется молчать, иначе командор Джадсон сильно расстроится.

Кит был лейтенантом-торпедистом крейсера «Вортигерн» и презирал все мелкие суда.

— Его рангоут... — неторопливо протянул он. — Ах да, ну конечно! Кстати, Джадди, говорят, в бухте видели стаю тунцов, и совсем недалеко от твоих винтов. Лучше возвращайся на борт, пока рыбы не растащили твою калошу на сувениры.

— У меня не растащат. Потому что, хвала Господу, у меня на борту нет ни одного косорукого торпедиста.

Кит на прошлой неделе так халтурно провел строповку[45] небольшого торпедного катера, который располагался на палубе «Вортигерна», что тот сломал кильблоки, на которые его устанавливали, и пробил днище. Теперь его ремонтировали на той самой верфи, которая была видна с террасы клуба.

— Получи, Кит, и поделом!.. Ничего, Джадди, тебя еще на три года назначат старшим по обслуживанию верфи, и тогда ты покатаешь меня по гавани — если на море не будет волнения. Если, конечно, ты не струсишь, командор. Что скажешь? Ты и кок, и капитан, и гребец, и боцман — и все это на обломках судна[46]... Эй, а ну-ка положи на место кий, иначе я тебя арестую за оскорбление действием лейтенанта настоящего корабля!..

К этому моменту Джадсон уже загнал его в угол и заблокировал бильярдным кием. Вошедший на террасу флаг-капитан еще у дверей заметил потасовку.

— Ох! Джадди, я извиняюсь... Убери эту... эту свою стеньгу от моего горла! Смотри — к нам явился гонец с шелковым шнурком[47]. Жаль, что я всего лишь лейтенант, а не адмиральский флаг-офицер. Ты только взгляни на его брюхо: эта должность явно идет на пользу его водоизмещению... Сперрил, я запрещаю тебе прикасаться ко мне! Я получил приказ отправляться на Занзибар. Возможно, я его сам и захвачу!

— Джадсон, адмирал желает вас видеть! — сказал флаг-капитан, игнорируя насмешника с «Мангуста».

— Я же сказал, что тебя назначат главным на дежурную шлюпку! Будешь получать свежий ростбиф на завтрак и три дюжины окуньков на льду. На льду, вообрази, Джадди!

Чтоб-Меня-Джадсон и флаг-капитан вышли вместе.

— Как ты думаешь, что адмиралу могло понадобиться от Джадсона? — спросил Кит, уже расположившийся у барной стойки.

— Не знаю. Джадди чертовски славный парень. Жаль только, что этого парня ни за что не переманить к нам на «Мангуст».

Лейтенант рухнул в кресло и следующий час посвятил чтению газет и почты. А оторвавшись от этого занятия, заметил проходившего внизу Чтоб-Меня-Джадсона и окликнул его. Глаза Джадсона сияли, выправка была идеальной, а шаг бодро пружинил. Кроме лейтенанта с «Мангуста», в клубе никого уже не было.

Выслушав новости, сообщенные ему вполголоса, молодой человек сказал:

— Пожалуй, Джадди, тебе предстоит изрядная заварушка. Тебе наверняка придется драться, но я не понимаю, о