– Я против, ваша честь!

– Хорошо. Мнение прокурора?

– Адвокату давалась возможность добавить все, что она пожелает. Она отказалась. Теперь настал черед отказать и нам.

– Защитник Перевалова?

– Против. Всему свое время.

– Передставитель потерпевшего Савицкая?

– Хватит тянуть резину.

– Потерпевший?

– Давно нужно было указать ей на место. Против!

– Итак, госпожа Дубровская! Суд, внимательно изучив мнения участников процесса, высказывает собственное: в удовлетворении вашего ходатайства отказать. Переходим к прениям. Слово имеет представитель государственного обвинения…

Прокурор прокашлялся:

– Уважаемый суд! Уголовное дело по обвинению Перевалова и Петренко было долгим и трудным. Долгим потому, что судом была проделана огромная работа по анализу доказательственной базы одного из самых громких преступлений прошлого года. Трудной эта работа была потому, что, когда перед лицом суда становятся люди с таким обвинением, как у наших Петренко и Перевалова, делать выводы всегда непросто. Суд, как и обвинение, старается быть объективным и толковать все сомнения в виновности подсудимых в их пользу. Но процесс закончен, и я как государственный обвинитель заявляю: Петренко и Перевалов виновны! Их вина полностью подтверждена материалами дела…

Лиза оглядела зал. Лица присутствующих казались непроницаемыми, словно изваяния. Все внимали прокурору. У того наверняка было время, чтобы отполировать обвинительную речь до блеска. Он упражнялся в красноречии, пересыпая свои фразы метафорами и прочими цветистыми украшениями. Он ловко, ступенька за ступенькой, возвел помост, на котором уже совсем скоро будет красоваться виселица. Интересно, а мелькала ли в его голове хоть маленькая мыслишка о том, что вся его речь – чистой воды словоблудие, что его устами здесь вершится сейчас чудовищная несправедливость – судят невиновных! Нет, пожалуй. Он об этом не думает. Лицо его приятно розовеет, а карающий перст уже направлен в сторону подсудимых.

– …признать Петренко Сергея Анатольевича и Перевалова Альберта Игоревича виновными по статье 105 пунктов «а», «е», «ж», «к» Уголовного кодекса Российской Федерации…

Боже мой! Да он оставил все, как есть! И обвинение в посягательстве на жизнь сотрудника милиции, рохли Толстикова; и покушение на убийство Куролесина (общественный долг, видите ли, он выполнял, задерживал преступников!); и хранение, перевозку, ношение огнестрельного оружия; ну и, конечно, убийство двух лиц – Макарова и Агеева!

– …и назначить им наказание в виде: Перевалову – 25 лет лишения свободы с отбыванием наказания в колонии, Петренко – 23 года лишения свободы.

В зале зашумели. Прокурор был вынужден остановиться. Стало плохо Марине Петренко. Она потеряла сознание. Виктор Павлович Полич уже хлопотал возле нее, махая носовым платком, смоченным какой-то жидкостью из пузырька.

«Надо же, какой предусмотрительный! – почти не удивилась Лиза. – Даже нашатырь не забыл». Она перевела взгляд на безучастное лицо Петренко. Того, видимо, картина с обмороком жены оставила равнодушным. Только Альберт, вскочив, вдруг заметался по клетке, как зверь в западне. Но прошло несколько минут, и судебное заседание возобновилось.

Слово предоставили Савицкой. Она чуть смягчила боевой пыл государственного обвинителя, но предполагать, что она хоть в чем-то сочувствует подсудимым, не было решительно никаких оснований. Вера Мироновна, как хитрая лиса из сказки, долго морочила всем голову относительно того, что родственники погибшего жаждут справедливого возмездия виновным (акцент делался именно на словах «справедливый» и «виновный»).

– …они вовсе не желают, чтобы решение суда было слепым. Фемида изображается незрячей, но мы с вами, уважаемый суд, не можем уподобляться ей. Мы должны твердо знать, виновны Перевалов и Петренко или же все-таки они невиновны! Я сама адвокат и понимаю защитников наших подсудимых, они стремятся поддержать своих подопечных, но груз улик тянет их на дно…

Вот ведь хитрюга! Плачет о том, как ей жалко подсудимых, более того, изображает себя поборницей справедливости. А сама только и мечтает, чтобы суд не сбавил ни годика из уже назначенной прокурором многолетней каторги.

Савицкая долго еще стенала о том, каким замечательным гражданином был покойник Макар и сколько потеряла Россия, как и все человечество вообще, от кончины такой незаурядной личности. Все темные пятна его биографии и сомнительные вехи жизненного пути были спрятаны от посторонних глаз, искусно закамуфлированы пестрым словесным покрывалом. Любому человеку, не имевшему чести быть знакомым с погибшим, оставалось лишь сожалеть, что такая встреча невозможна.

«Надеюсь, я не перегнула палку», – усаживаясь на свое место, подумала Вера Мироновна, довольная собой.

Поднялся Дьяков. Ему, как всегда, не хватило времени на подготовку. Прорва дел, требующих его внимания, лишала его возможности связно изложить суду свою позицию. Рваные фразы, долгие паузы между словами, плоские, словно вырубленные топором изречения давали полное представление о последствиях той нечеловеческой нагрузки, которую взвалил на свои плечи вездесущий адвокат.

– Значит, просьба к суду такая… Вы уж отфильтруйте, уважаемые коллеги, весь тот… как бы это выразиться… непростой смысл, который я постарался вложить в свою речь. Двадцать пять лет! Нет, я решительно не согласен! Почему так много Перевалову?..

Было не ясно, разделяет ли его точку зрения суд, потому что Фрик, глубоко уйдя в свой внутренний мир, даже не пыталась изобразить внимание. Она что-то строчила на бумаге. «Приговор пишет», – услышала Елизавета чей-то громкий шепот, и ее охватило горькое уныние. «Конец! После Дьякова придет мой черед. Затем суд удалится в совещательную комнату, где и допишет обвинительный приговор. И я буду виновата в том, что поддалась неумной провокации дурака Петренко, разнюнилась у всех на глазах и поставила на защите жирный крест!»

Дьяков, попросив суд «дать поменьше», плюхнулся на сиденье и жарко зашептал в ухо Елизавете:

– Говори короче, дорогуша! У меня осталось минут сорок до важной встречи. Ты уж не подведи!

– Слово предоставляется защитнику подсудимого Петренко, Дубровской! Мы вас слушаем…

Елизавета вздрогнула, услышав свое имя. Первая заготовленная фраза выскочила у нее из головы. Она беспомощно оглянулась по сторонам. Все глаза были обращены к ней, но ни в одних она не прочла даже намека на дружелюбие. Для кого-то она была досадной помехой, несмышленой девчонкой, которая сует нос куда не надо и занимает время суда придуманной ею чепухой. Для других, более снисходительных, – начинающим, без опыта адвокатом. Третья категория слушателей относилась к ней вообще равнодушно. Пусть мелет языком, что хочет! Все равно без толку.

А на Дубровскую накатила злость. Пусть весь мир летит в тартарары, но она сегодня скажет все, что думает! Пускай ее подзащитный Петренко сколько угодно делает скучающую мину, а сосед Дьяков подает знаки, что в очередной раз куда-то опаздывает. Пусть Савицкая томно закатывает глаза к потолку и что-то шепчет на ухо Каменецкой, а бой-баба Фрик демонстрирует свою значимость. Она не кукла-неваляшка, послушно наклоняющая пустую голову то вправо, то влево, лишь бы окружающим было приятно и комфортно в ее обществе. Не нравится слушать? Черт с вами! Слава богу, закон дает ей право говорить.