Шон холодно смотрел на свое отражение в зеркале.

— А теперь кто из нас потеет? А?

Синса знала, что боязнь сцены у него никогда не появится. Сложность будет состоять в том, чтобы не дать ему зарваться.

Он вытер себе лоб.

— Принять душ мне уже не удастся? Или я еще успею?

Возможно, это не помогло бы.

Нет. Нет. Маме ничего об этом знать не нужно. Все будет в порядке. Мама защитит ее, исключая этих двоих — Пи-Джея и Эван Делани.

— И никаких оплошностей, — сказала она.

— Никаких гарантий.

Она взяла его за подбородок двумя пальцами и повернула к себе.

— Убийство Бриттани было оплошностью. Еще одна такая же ошибка, и полиция займется нами. Все должно выглядеть как несчастный случай.

Он согласно кивнул. Его дыхание вызывало болезненное ощущение в ее пальцах. Господи Иисусе, вот это было настоящее дело! Она попыталась разобраться в своих чувствах. Да, конечно, это было возбуждение.

— Нужно заснять это на пленку, — предложил Шон.

— Нет. Это бизнес, а не театр.

— Но это заключительная часть шоу. Он убрал меня с телевидения. А теперь круг замыкается.

Какой же он невообразимый идиот!

— Беби, мы не можем. Нет времени.

— Отлично. — Он повернулся лицом к зеркалу. — Кто из нас теперь потливый? Ты, молокосос.

Услышав шум в противоположном конце дома, Синса подтолкнула его к выходу на дворик. Им нужно было спрятаться в кустарнике за плавательным бассейном.

Шон похрустел суставами пальцев.

— Да. Заключительная реплика должна быть именно такой.

Она вся напряглась, горя страстным желанием. Послышался знакомый шум. Это был телевизор, шла передача «Магнум». Все должно было сработать как часы.

Полицейский поднес дубинку к двери.

— Пожалуйста, мэм. Выйдите сейчас же.

— Мы должны найти здесь мужчину, который вызвал вас, — сказала я.

А за моей спиной раздался голос:

— Эван, что случилось?

Я повернулась и увидела, как из спальни выезжает Джесси. Я быстро пересекла комнату, рухнула на колени рядом с ним и обняла его.

— Сэр? — обратился к нему полицейский.

Джесси положил руки мне на плечи.

— Эван.

Я была так взволнована, что едва слышала голоса полицейских. Я не могла разжать своих объятий, но чувствовала, что Джесси пытается оторвать меня от себя, и слышала, как он вышел с полицейским из дома, чтобы объяснить ему причину ложного вызова. Я стояла на коленях на полу и смотрела сквозь зеркальные стекла окон. Ветер начал поднимать на океане зыбь. Потом послышалось, как полицейский заводит двигатель своей патрульной машины, а Джесси закрывает парадную дверь. Я встала.

— Где «глок»?

Он подъехал ко мне и был явно встревожен.

— Я положил его в спальне. Полицейские начинают нервничать, стоит им увидеть открыто лежащее оружие. Что случилось?

— Дай его мне, — сказала я и направилась в спальню.

Он поехал за мной.

— Эван. — Он поймал меня за запястье. — Какого черта? — Он посмотрел на мою руку, которую сжимал в своей. — Да ты вся дрожишь.

Он вопросительно посмотрел на меня.

— Не делай этого, — сказала я.

Джесси наконец понял, о чем я говорю, и не пытался скрыть этого. Его рука безвольно упала на колени.

— Пожалуйста! О Боже, Джесси, не делай этого. — Я больше не могла стоять и рухнула на кровать. — Я вижу, сколько боли это тебе причиняет. Но самоубийство — это не выход.

— Эван, перестань.

— Нет. Пожалуйста, дорогой. Мы найдем какой-нибудь выход.

Джесси тер себе лоб.

Я схватила его за руку:

— Посмотри на меня.

Он посмотрел.

— Твоя смерть ничего не изменит. А Сандовали тебя к себе отнюдь не зовут.

Он окаменел. Я продолжала держать его.

— Ты знаешь, как рассердились бы на тебя Исаак и Адам, если бы ты покончил с собой из-за того, что они умерли? Они ужаснулись бы.

Он смотрел в пол. Так, словно его вымочили в грязной луже, и сидел сгорбившись, положив руки на колени.

Я положила свою руку на его.

— Я люблю тебя. Позволь мне помочь тебе пройти через все это.

— Эван, не делай этого.

Он выпрямился и сидел с отсутствующим видом.

— Нет. Я тебе этого не позволю.

Он закрыл глаза.

— Перестань.

— Не перестану. Если ты умрешь, я начну тебя преследовать. Отсюда и до тысячелетнего царствия Христова и буду стегать тебя по твоей заднице до тех пор, пока от нее ничего не останется. И ты почувствуешь такую боль, которую себе и вообразить не можешь. Я буду изводить тебя до тех пор, пока эта Богом проклятая Вселенная не сгорит дотла.

Он зажмурился.

— Ты понимаешь? Я знаю, что ты ничего не боишься. Но ты должен бояться меня. — Я встряхнула его. — Дошло до тебя?

— Дошло, — ответил Джесси и долго сидел неподвижно. Потом он открыл глаза и посмотрел на меня. — Я же сказал тебе, что никто тебя не тронет, пока я жив. И сказал вполне серьезно. Я никуда не собираюсь уходить.

— Честное слово, Блэкберн?

— Да.

Я выдерживала его взгляд, пока зрение не начало затуманиваться и мне не пришлось вытирать глаза от слез, которые уже катились по щекам. А потом он начал перебираться со своей коляски на кровать, чтобы сесть рядом со мной.

Я крепко обняла его.

— Я просто дура. Я была настолько погружена в свои собственные проблемы, что не замечала того, что происходило с тобой. Я знаю, что такое боль и печаль. Если я тебе ничем не могу помочь, давай поищем того, кто мог бы это сделать.

— Эван, ты можешь остановиться. Я уже вполне понял твою мысль.

— Я хочу еще раз повторить ее для большей ясности.

— Несколько дней назад, когда я допустил, чтобы занесло мою машину…

— Господи Иисусе! Когда я сказала, что ты убьешь себя, я только хотела встряхнуть тебя. Я отнюдь не давала тебе разрешения на самоубийство.

— И ты сильно встряхнула меня. Ты поставила меня перед выбором.

Мне вспомнился призрак, витавший надо мной в больнице, и как я чувствовала, что смерть очень близка. И я еще крепче обняла его.

— А когда появилась Лили Родригес и сказала, что ты исчезла, я чуть с ума не сошел. Я должен был отыскать тебя. Ты значишь для меня больше, чем что бы то ни было. Я остаюсь. Я хочу быть рядом с тобой.