Папа вошел в дом. «Маргарет, ты разрешила этому человеку обирать цветы с вишни?» – захотел он узнать. Я сказала, что позволила ему собрать немного. Но отец, похоже, решил, что тот срезал половину кроны. Так-то вот. Во всяком случае, я думала, что на этом история закончилась.

Но спустя недели две я гуляла в Аутвудсе. Я поехала туда с подругами на пикник. Мы часто ездили туда, особенно в пору цветения колокольчиков, когда от них просто млеешь. Во всяком случае я так устала от глупой болтовни подружек, что не выдержала, отошла от них. Села возле скалы, и тут появился он, улыбаясь мне и держа соломинку в зубах. И хотя мы не обсуждали перепалку, которая вышла у него с моим отцом, я знала, что это тот самый человек: тот, который сидел на нашем дереве, воришка цветов.

– И вы ушли с ним, – сказала Тара.

– И я ушла с ним.

– И свет…

– И свет… Признаюсь, было тяжело приспособиться, когда я вернулась назад. Семь лет прошло. Все очень изменилось.

– Только семь? Вам повезло.

– Я так не считала, когда меня засунули в психушку и лечили электрошоком. Никому такого не пожелаю. Раньше я будто побывала в раю. Но год в психбольнице был адом. Один год там равен семи за ее стенами. Так что видишь, одно уравновесило другое. В конце концов я заплатила за блаженство. Счет всегда выставляется ужасный и индивидуальный. Я хотела предупредить вас об этом.

– Я хожу к одному психиатру. Пока он не применяет электрошок. Хотя, думаю, с удовольствием прибег бы к нему. Его раздражает, что я с такой готовностью сотрудничаю, на все согласна.

– На вашем месте я придумала бы историю о бегстве с любовником, сказала бы, что очень сожалеете об этом и больше не будете. Тогда вас оставят в покое.

– Я бы так и сделала. Но все куда сложней. Тот, кто меня увел… Он последовал за мной обратно, когда я вернулась.

Миссис Ларвуд посмотрела на нее:

– Вы уверены?

– Да. Он все время следит за мной.

– Боже мой! Вы должны уговорить его вернуться к себе.

– Я пыталась. Он болен. Чахнет и тоскует. Прошлой ночью я выглянула в окно спальни, и он был в саду, прятался в тени. Куда бы я ни пошла, он всюду за мной.

– Господи! Очень неприятная ситуация. Надо с этим что-то делать, – сказала миссис Ларвуд.

– Хуже того. Он напал на одного из моих друзей.

Миссис Ларвуд была потрясена:

– А теперь еще и ради вашего друга вам нужно быть особенно осторожной.

И миссис Ларвуд рассказала, как, возвратившись и поняв, что прошло семь лет, она познакомилась с человеком, который был верен ей, даже пока ее держали в психиатрической клинике и лечили электрошоком. Он был единственный, кто не пытался убедить ее в том, что она душевнобольная, хотя не мог поверить ее рассказу. Он принял ее такой, как есть. Они поженились. Но вскоре он сам заболел изнурительной болезнью, которая подточила его силы. Врачи никак не могли поставить диагноз. Он ничего не ел. Состояние его только ухудшалось. Так он зачах и умер.

Миссис Ларвуд сказала, что знает, как это было сделано. За ней тоже последовали, когда она вернулась домой. Они наводят порчу.

– Не говорите так, – попросила Тара.

– Вижу, тебе кое-что известно об этом.

– Зря вы мне это рассказали.

– Простите. Но я лишь хотела сказать, что, думаю, я совершила ошибку много лет назад, вернувшись в этот мир. Не следовало мне возвращаться. Для нас нет места в этой жизни, и наше присутствие здесь может обернуться бедой для тех, кого мы любим.

Новый кот миссис Ларвуд подошел к Таре и потерся о ее ноги, тут миссис Ларвуд рассказала Таре о Джеке и его проделке.

– Я не собиралась ничего вам говорить, пока Джек не попытался провести меня с этим котом. Да, я погубила свою жизнь, но считала неуместным вмешиваться в вашу. А потом, когда Джек пришел с котом, я подумала, стоит поговорить с вами, рассказать, что знаю, и тогда уж вы хотя бы сможете сами решать, как поступить. Понимаете, я погубила свою жизнь, притворяясь, когда вернулась домой, что я осталась такой же, как прежде. Но я не была прежней. Это невозможно. Я была прежней не больше, чем этот кот – моим прежним котом. Понадобился тринадцатилетний мальчишка, чтобы я окончательно убедилась в этом. Тара, вы не та девочка, которая когда-то ушла отсюда.

– Да, – сказала Тара. – Не та.

– Извините.

– Я вас понимаю. Спасибо, что поговорили со мной. Это было смело.

– Смело? Не знаю. Я так боюсь навлечь беду на людей, просто говоря об этом. Знаете, когда мой молодой муж умирал, я еще находилась на амбулаторном лечении, и психиатр сумел внушить мне, что я убиваю его. Так-то. С одной стороны на тебя насылают проклятие, с другой – всякую химию и электрошок. Один – подлец, другой – дурак. Один хочет украсть цветы, другой – украсть свет. А нам с вами что остается?

Тара покачала головой:

– Тот, к которому хожу я, мне кажется, сам совсем спятил. Дымит как паровоз.

– Дымит как паровоз? А зовут его, случаем, не Андервуд?

– Вивиан Андервуд. Неужели вы его знаете?

– Знаю ли я его? О да. Когда-то он был ярым сторонником электрошоковой терапии. Еще как знаю Вивиана Андервуда!

Сказочные чудеса случаются в мире лишь тогда, когда есть те, кто способен увидеть их.

Чарльз Де Линт[53]

Клиент поручил мне подготовить не более чем предварительный отчет о том, нуждается ли Т. М. в медикаментозном лечении или психотерапии или в том и другом и представляет ли она действительную опасность для себя или других. В моем отчете будет предложено не делать ничего, по крайней мере пока. Хотя Т. М. упорствует в своем заблуждении, я не вижу признаков того, что она может нанести вред себе или окружающим. У нее хороший круг поддержки; она не употребляет наркотиков, насколько я могу определить; пьет очень умеренно; и ее речь, когда она не касается этого дикого эпизода, разумна и связна.

Она утратила огромную долю памяти. Но компьютерная томография, на которую я ее отправил, не выявила ни признаков мозговой травмы, ни какого-либо отклонения от нормы. Подозреваю, что она вообще не теряла память. Скорее, она еще не желает ее обрести. Но многое в истории Т. М. убеждает меня, что она занята поиском – по крайней мере на подсознательном уровне – решения своей проблемы.

Подозреваю, что-то неприятное, возможно, произошло двадцать лет назад в Аутвудсе или примерно в то время, когда она была похищена или заблудилась. Какое-то глубокое чувство стыда сделало для нее невозможным возвращение к домашнему очагу, к любящей, надежной семье, которую она, как ей казалось, опозорила. Безусловно, ее выздоровление будет долгим. Но оно целиком зависит от нее, не от меня или другого психотерапевта и не от медикаментозных средств.