– Мадам! – вскричал Куртиус. – Что вас так расстроило?

– Головы! Головы! – задыхаясь, причитала она.

– Так, – спокойно откликнулся мой наставник. – Какие именно?

– Их украли у нас, – воскликнула она, пытаясь перевести дух, – из Пале-Рояль!

– Воры?

– Средь бела дня! Их были сотни!

– Сотни голов?

– Нет же, людей! Сотни воров, и все требовали одного и того же.

– Головы?

– Да, Куртиус! Нас лишили нашей собственности!

– Но чьи это были головы?

– Наши!

– Но чьи именно?

– Министра финансов Неккера и герцога Орлеанского.

– И зачем?

– Чтобы поднять их и нести по улицам в погребальной процессии.

– Но это же наши головы. Зачем они так поступили?

– Куртиус, очнитесь! Слушайте, что говорят люди! Министра уволили, герцога изгнали! Люди ходят толпами по городу, держа наши головы. Коль скоро живых людей нет, их заменили имитациями.

– Пускай они обзаведутся собственными головами Неккера и герцога Орлеанского и носят их. А это наши головы!

– Они что-то пели, стучали в окна, потом ворвались в салон без билетов и потребовали головы.

– А вы что сделали?

– Я их отдала. Они бы их забрали в любом случае и нанесли бы им бог знает какой ущерб. Им хотелось заполучить и короля, но я умолила их не делать этого, потому что король – полноразмерное изваяние, и очень тяжелое, а те двое – простые бюсты.

– Король – это моя работа, – заметила я. – И я рада, что король уцелел. Благодарю вас за то, что вы его спасли.

Вдова демонстративно повернулась ко мне спиной.

– Их следует арестовать, – простонал Куртиус. – Эти головы сделал я! Это частная собственность.

– Я запомнила два имени. Франсуа Пепин, уличный торговец, и Андре Ладри, продавец лимонада.

– Они за это заплатят!

– Они обещали вернуть головы.

– Не следовало позволять им уносить головы!

– Вас там не было, – прошептала она, очень тихо, но я услышала. – Я была там совсем одна. И я… испугалась.

После этих слов наступила тишина, такая гробовая тишина, точно вдруг в плотной ткани образовалась зияющая прореха – словно вдова распоролась по швам, а с нею лопнул и наш привычный мир.

– Вы – испугались? – с сомнением шепнул Куртиус. – Вы? Ни за что не поверю!

– Я подумала, что они меня убьют, эти люди. Это им было бы сделать легко. Они бы обступили меня и, если бы решились на такое, ничего бы их не остановило! Кто-нибудь выхватил бы острый нож, всадил бы в меня, вынул – и мне конец. Я могла бы умереть там, могла бы! Теперь я думаю, мне просто повезло, Филипп, – произнесла вдова, и слезы брызнули у нее из глаз.

– Вы раньше никогда не называли меня по имени.

И это был очередной шок.

Думаю, в то мгновение мы все испугались.

Касательно капитана Куртиуса

Воск используется в мушкетах, ружьях и мушкетонах. Им смазывают спусковые механизмы оружия, делая их более подвижными; воск, нанесенный на канал ствола, улучшает прохождение в нем пороховых паров и скольжение пули.

Всю ночь не смолкал шум. Людские крики на бульваре, звон выбитых стекол. Вдалеке гремели выстрелы. Все эти звуки проникали внутрь, после чего Большой Обезьянник словно забавлялся с ними: искажал и продлевал, перебрасывал от стены к стене и, похоже, не хотел с ними расставаться. Эти звуки ужасным образом действовали на Эдмона, совершенно лишая сна. Уж не знаю, сколько дверей и окон было выбито в ту ночь в городе, но прочные двери Обезьянника устояли. А наутро городские колокола горланили вовсю, окликая друг дружку через весь Париж. Но Большой Обезьянник стоял неколебимо. Все двери были накрепко закрыты. Работники, жившие в разных концах Парижа, не явились. Один только счетовод Мартен Мийо пришел, обеспокоенный, все ли цело. Мы, те немногие, кто остался в доме, неспешно, словно из-под палки, работали в задних помещениях. Мийо считал деньги, Жак резал полотно, вдова шила одежду для бюстов, наставник лепил головы, а я – руки. Эдмон где-то прятался, не желая находиться поблизости от своей маман. На протяжении дня, сосредоточившись каждый на своем – воске, волосах, дереве и холсте, мы забыли обо всем, думая лишь о деле.

Но ближе к вечеру звякнул дверной колокольчик. Жак пошел открывать. Он вернулся в сопровождении двух коммерсантов с бульвара: долговязого месье Николе, хозяина цирка канатоходцев «Гран дансёр дё корд», располагавшегося в кирпичном здании по соседству с нами, и огненно-рыжего доктора Грэма, владельца «Небесного ложа». Грэм был шотландцем – я этого не знала, пока он не заговорил, – то есть иностранцем, как мой хозяин и я.

Они оба пришли к нам, потому как, по их словам, на всем бульваре дю Тампль не было более известного места, чем Большой Обезьянник. Они не сомневались, что события прошедшей ночи нас сильно напугали, ибо нам было что терять. Ну не ужасно ли это, в один голос вопрошали они, что город остался теперь без направляющей десницы? Если что-то не предпринять, да как можно скорее, в городе воцарится хаос. Анархия расползется от квартала к кварталу, город будет охвачен пожаром, и все погибнет.

– Мы-то знаем, каково это потерять имущество, – заявила вдова. – Вчера нас лишили двух наших голов.

– Неккера и герцога Орлеанского, – уточнил Куртиус.

– Люди, которые вас обокрали и незаконным маршем прошли по улицам города, были обстреляны солдатами и разогнаны.

– А что с нашими головами?

– По улицам Парижа текут реки крови. Следует незамедлительно восстановить порядок!

– Мы получим назад наши головы?

Оба только что вернулись из ратуши на Гревской площади. Там состоялось большое собрание. Вот почему бил набатный колокол. Да, согласились оба месье, смутные времена настали, проще, конечно, сидеть дома, натянув на голову простыню, но если ничего не делать, кто-нибудь ворвется в дом, сорвет с тебя простыню и выгонит голым на улицу. Последнее предостережение было специально обращено к Куртиусу.

На собрании в ратуше было предложено сформировать силы гражданской милиции, достаточно многочисленные, чтобы можно было защитить Париж как от головорезов в мундирах по ту сторону городских стен, так и от расхристанной голытьбы в самом городе. Оба господина умолкли, а затем вновь заговорили медленно и внятно: было бы величайшим облегчением для всех обитателей бульвара дю Тампль и прилегающих кварталов, сказали они, если бы Куртиус, как наиболее уважаемый житель этого района, вызвался бы стать капитаном местной гражданской милиции. Вы согласны, капитан Куртиус?