И тут Бела и вся Европа вместе с ним были спасены внезапным поворотом судьбы: Угедэй, Великий хан, внезапно умер. Набожным людям было совершенно ясно – их молитвы были услышаны. Для высокопоставленных монголов было очень важно участвовать в выборах человека, который возьмет на себя бремя лидерства. У них не было такого понятия, как первородство. Скорее, выбор того, кто должен наследовать пост лидера, основывался на том, кто лучше и громче других выступал в совете старейшин. Решение о том, кого поддержать, могло созидать и рушить карьеры и жизни. Если человек поднимался на вершину, награда могла быть очень высокой. Конечно, это был неподходящий момент для того, чтобы преследовать беспокойного монарха по всем Балканам. Настало время вернуться домой и наблюдать за развитием ситуации. Таким образом, монголы убрали ногу с горла христианской Европы.

Хотя имя Чингиз-хана и напоминало о великих завоеваниях Азии и нападениях на дальние земли, монгольский лидер умер в 1227 году, после начальной стадии строительства империй в Китае и Центральной Азии, но до драматических нападений на Россию и вторжений, которые поставили Европу на колени. Расширение, которое сильно увеличило владения монголов, – заслуга его сына Угедея, возглавившего кампании на корейский полуостров, в Тибет, Пакистан и северную Индию, а также на Запад. Именно Угедей ответственен за большую часть достижений монголов и в некоторой степени за их временную остановку, так как его смерть в 1241 году дала столь необходимую передышку.

В то время как весь мир взял паузу, чтобы посмотреть, кто встанет во главе, из Европы и с Кавказа по всей Азии были отправлены послы. Они должны были выяснить, кто были эти мародеры, откуда они пришли, изучить их обычаи и попробовать с ними договориться. Две группы посланников взяли с собой письма с требованием того, чтобы монголы больше не нападали на христиан, а также приняли истинную веру[730]. Между 1243 и 1253 годами папа Иннокентий IV отправил четыре независимых посольства, а король Франции Людовик IX отправил миссию во главе с Гильомом де Рубруком из Фландрии[731].

Отчеты, которые они писали о своем путешествии, были такими же красочными и необычными, как отчеты мусульманских путешественников, отправлявшихся в степи в IX и X веках. Европейские гости были очарованы и потрясены в одинаковой степени. Как писал Гильом де Рубрук, хотя они могущественны, новые хозяева Азии не живут в городах. Исключение составляет столица – Каракорум, где он встретился с Великим ханом, который принял его в огромной палатке, полностью задрапированной изнутри золотой тканью[732]. Это были люди, чье поведение и привычки были экзотичными и непривычными. Они не ели овощи, пили забродившее молоко кобылиц и испражнялись, даже не задумываясь о том, где они находятся и с кем говорят, иногда не утруждая себя тем, чтоб отойти подальше[733].

В докладах другого посланника, Джованни Плано Карпини, который стал достаточно известен в Европе того времени, также рисуются схожие картины убожества, декаданса, невежества; мира, где собаки, волки, лисы и вши могли использоваться в качестве пищи. Кроме того, он включил в свои доклады слухи о жителях земель, которые находились за монгольскими владениями, – земель, где встречались люди с копытами и даже с собачьими головами[734]. Джованни привез с собой зловещие известия о том, что происходило параллельно с воцарением следующего Великого хана – Гуюка. Список официальных лиц, прибывших к хану из различных регионов и племен, которые признали власть монголов, приобрел удивительный размах в масштабах империи: сюда приехали лидеры из России, Грузии, Армении, из степей, Китая и Кореи, а также не менее десяти султанов и тысячи посланников халифа[735].

Великий хан передал в Рим через Джованни письмо. Все земли в этом мире покорены монголами, говорилось в этом письме. «Вы должны приехать лично, – требовал он у папы, – со всеми князьями и служить нам». Если же вы так не сделаете, предупреждал Великий хан, «вы станете моими врагами». Это был совсем не обнадеживающий ответ на уговоры монгольского правителя стать христианином. Откуда вы знаете, кому благоволит Бог, кому он являет свою милость, писал хан со злостью. Все земли от восхода до заката принадлежат мне, продолжал он. Все это мало способствовало тому, чтобы он принял христианство. На письме стояла печать, которая объединяла власть Великого хана с «вечным Тенгри» – верховным божеством степных кочевников. Это предвещало мало хорошего[736].

Не обнадеживал и тот факт, что планы новых завоеваний касались Центральной Европы, а в перспективе значились и нападения на север континента[737]. Монголы имели большие виды на мировое господство: завоевание Европы было для них всего лишь следующим логическим шагом в осуществлении плана потомков Чингиз-хана подчинить еще больше территорий[738].

Страх перед монголами спровоцировал новую партию в религиозное домино в Европе. Армянская церковь вступила в переговоры с патриархатом Греческой православной церкви, чтобы создать альянс и получить поддержку на случай будущих атак. Армяне также вступили в переговоры с Римом, заявляя о своей готовности согласиться с папской интерпретацией по вопросу происхождения Святого духа, вопросу, который в прошлом вызывал серьезные дебаты[739]. Византийцы сделали то же самое, отослав в Рим посольство с предложением положить конец расколу, который разделил единую христианскую церковь на две в XI веке. В результате Крестовых походов этот раскол еще больше усугубился[740]. Где жрецы и князья в Европе не смогли объединить папу и патриархов, преуспели монголы: нападения с востока являлись вполне реальной угрозой и опасность их повторения привела церковь к идее воссоединения.