Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он король без короны. — Снорри ткнул в меня дрожащим пальцем. — Датчане и саксы объединят силы и предадут Утреда. Он падет от меча, его крепость падет, а потомки отведают дерьмо унижения. — Снорри со стоном скрючился и пробормотал: — Хватит, мой король, хватит. Прошу тебя, мой король, не нужно больше.
Собачонка лизнула Снорри в лицо, когда тот нащупал веревочный поводок.
По моей спине пробежал холод, Я слышал пророчества и раньше, некоторые даже сбывались, некоторым еще предстояло сбыться, а кое-какие оказались ложными, но понять слова колдунов всегда было непросто. Чаще всего они говорили загадками, а на уточняющие вопросы отвечали другими загадками.
— Снорри предсказал, что ты захватишь Йорвик? — удивил меня вопросом Финан.
— Да. — еще больше удивил меня ответом Скёлль.
— Значит, он ошибся.
— Это я ошибся. — возразил Скёлль. — Я задал не тот вопрос, Я спросил, захвачу ли я город, но не уточнил, с какой попытки. — Он до сих пор держал руку на плече скорчившегося колдуна. — Ну, давай же, смелее. — попросил он Снорри. — Скажи Утреду Беббанбургскому, как он может избежать судьбы, сотканной норнами.
Снорри поднял голову, и я заглянул прямо в его пустые глазницы.
— Он должен принести жертву, мой король. Боги требуют его лучшего коня, лучшего пса и лучшего воина. Должен быть меч, кровь, огонь и жертва.
Бее молчали. Ветер трепал траву на дюнах и длинные волосы Снорри.
— И? — наконец, мягко спросил Скёлль.
— И он должен оставаться в своих стенах. — ответил Снорри.
— А если не принесет жертву или не останется?
Ответом на вопрос стал лишь кудахчущий смех Снорри и скулеж псины, Скёлль отступил на шаг.
— Я пришел сказать тебе это, Утред из Беббанбурга. Если станешь драться со мной, то умрешь. Норны уже приготовили ножницы для нити твоей жизни. Оставь меня в покое и будешь жить, напади на меня — и умрешь. — Он повернулся, будто хотел уйти, но что-то привлекло его внимание, и он уставился мне за спину. По его лицу пробежала тень, и, оглянувшись, я увидел выходящего из ворот Черепа Иеремию с развевающимися по ветру седыми волосами, В епископской рясе в лучах солнца он выглядел колдуном не хуже Снорри.
— Кто это? — спросил Скёлль.
Иеремия вдруг принялся скакать, Я понятия не имел, с чего бы. Он плясал, кружился, высоко вздымая епископский посох, и восходящее солнце отражалось от серебряного навершия.
— Я никого не вижу. — ответил я. — А ты, Финан?
Финан повернулся, посмотрел и пожал плечами.
— Только копейщиков на стене.
— Твой колдун. — настаивал Скёлль.
Иеремия прекратил пляску и воздел руки к небесам, Молился, наверное.
— Мой колдун помер год назад. — сказал я.
— Но его призрак иногда является. — добавил Финан.
— Но только к обреченным. — закончил я.
Скёлль тронул свой молот.
— Ты меня не напугал. — рявкнул он, хотя выражение лица говорило об обратном. — Идем, Снорри.
Собачонка заставила Снорри подняться, и эти двое пошли обратно к ожидающим всадникам.
— А мои люди? — крикнул я Скёллю в спину. — Твои пленники?
— Можешь их забрать. — не оборачиваясь, ответил он. — Я захватил двенадцать человек, восемь из них убил.
Он вытащил Серый Клык из песка, повернулся и указал острием на меня.
— Когда я стану королем Йорвика, ты принесешь мне клятву верности, А до тех пор прощай, Утред Беббанбургский.
Он резко сунул огромный клинок в ножны, вскочил на серого коня и ускакал.
Боги любят жертвы. Если мы отдаем им что-то ценное, они понимают, что мы страшимся их, относимся с трепетом и благодарны им. Щедрая жертва приносит милость богов, а ненадлежащее подношение навлечет их гнев.
Скёлль явился в Беббанбург и вместо битвы предложил мне пророчество и перемирие. Он отпустил четверых пленников целыми и невредимыми, а потом ушел так же, как и пришел, быстро и мирно. Он и его колдун меня растревожили, именно за этим они и приходили.
— Так значит, ты должен принести жертву? — спросил меня в тот вечер Финан, Мы шли по длинному песчаному берегу Беббанбурга, слева бушевало бескрайнее море, над нами высились бастионы. Солнце еще не село, но мы находились в глубокой тени крепости, протянувшейся далеко в неспокойные воды.
— В царство Хель все жертвы. — сказал я, дотронувшись до молота.
— Ты не поверил колдуну?
— А ты?
Финан помолчал, глядя, как о берег разбивается огромная волна. По песку бежала белая пена, и я загадал, что если она дойдет до меня, то я проклят, но вода остановилась примерно в ладони от моих ног и откатилась обратно.
— Я знавал колдунов, говоривших правду. — осторожно сказал Финан. — знавал и тех, что лгут напропалую. Но этот? — вопрос остался висеть в воздухе.
— Он был убедителен. — сказал я.
Финан кивнул.
— Да, Почти до самого конца.
— До конца?
— Он забыл сказать, чтобы ты оставался в своих стенах, Скёллю пришлось напомнить. — Финан пнул комок бурых водорослей и нахмурился. — Думаю, Снорри говорил то, что велел ему Скёлль, они это отрепетировали.
— Возможно.
Я не чувствовал такой уверенности.
— И это должно было убедить тебя не драться с ним. — продолжил Финан. — Он называет тебя стариком, но все равно боится, господин.
— Возможно. — повторил я.
— Он боится тебя, господин! — настаивал Финан. — Иначе зачем отпускать пленных? Только потому, что боится тебя и не хочет иметь такого врага.
— Он убил мою дочь, и это уже сделало его моим врагом.
— Но Снорри убедил его не сражаться с тобой. Он пришел не запугивать нас, а отговорить тебя от войны.
Мне хотелось в это верить, но как я мог знать наверняка? Я осмотрелся в поисках знака, но увидел лишь первые звезды над темнеющим морем.
— Ты забыл. — сказал я. — что боги меня прокляли.
— К черту твоих богов. — свирепо рявкнул Финан.
— А когда боги говорят. — продолжил я, будто ничего не слышал. — мы должны слушать.
— Тогда слушай Иеремию. — все еще сердито сказал Финан. — Они с Богом болтают каждое утро, день и вечер.
Я повернулся к нему.
— Ты прав.
Иеремия говорил с богом. Это не мой бог, но только глупец считает, будто у христианского бога нет силы. Конечно, сеть, он же бог! У него сеть сила, но из всех богов Британии только христианский бог утверждает, что он единственный. Он похож на безумного ярла, отказывающегося верить, что где-то есть другие дома, в которых живут другие ярлы. Но, несмотря на безумие, христианский бог повелел чокнутому епископу дать мне камень.