Клавдий довольно улыбнулся. Подошёл к столу и обозрел торт:

– Превосходно! Великолепно! Полагаю, на вкус он так же хорош, как и на вид, а?

– Должен быть, государь. Лучшие кондитеры обшарили весь Рим в поисках ингредиентов для этого творения.

– Выглядит весьма аппетитно. Я хочу первым его попробовать, хорошо?

– Конечно, государь. – Аполлодор щёлкнул пальцами, и один из рабов бросился вперёд с ложкой для императора. Клавдий помедлил секунду, потом вонзил ложку в синее желе позади кондитерской плотины. Затем обернулся к свите:

– Трибун Бурр, давай сюда одного из своих людей. – Клавдий обернулся к Аполлодору: – Никаких обид, молодой человек. Я просто забочусь о собственной безопасности.

– Я понимаю, император.

Бурр повернулся в седле, собираясь отдать приказ кому-то из шестой когорты, но, прежде чем он успел вымолвить хоть слово, из рядов выступил Тигеллин:

– Я готов, государь!

Бурр открыл было рот, потом пожал плечами и кивнул. Катон почувствовал, как у него напряглись все мышцы, когда центурион прошёл вперёд, миновав двух германцев-телохранителей. Он остановился на небольшом расстоянии от императора, возникла короткая пауза, потом Клавдий поднёс ложку с желе ко рту Тигеллина. Тот наклонился вперёд и проглотил предложенное. Его челюсти некоторое время двигались, потом он проглотил. Возникла новая пауза, прежде чем Клавдий вопросительно поднял брови:

– Ну?

– Потрясающий вкус, мой господин!

– Ничего вредного?

– Ничего, господин.

– Очень хорошо. – Клавдий махнул рукой, отпуская Тигеллина, и тот отошёл назад, снова пройдя сквозь кордон германцев. Катон перевёл дыхание и чуть расслабился.

– Мы отведаем этого чудного торта, а затем будем возвращаться в Р-р-рим, – объявил император. – Трибун, можете приказать своим людям разойтись, пока я ем.

– Преторианцы! – рявкнул Бурр. – Разойдись!

Гвардейцы, посаженные на половинные рационы, с завистью поглядывали в сторону императора, отойдя от него на небольшое расстояние. Клавдий и его свита занялись тортом, негромко переговариваясь. Катон с улыбкой заметил, что Нарцисс предпринимает все усилия, чтобы протиснуться между своим хозяином и главным инженером, что он с обычной и привычной подобострастностью отвечает императору, но ледяным и хмурым взглядом встречает любые слова Аполлодора.

Макрон, едва не облизываясь, смотрел на торт.

– Я бы не прочь сожрать кусочек, – заметил он.

– Слишком жирный на вид, – отмахнулся от него Катон. – Несварение желудка заработаешь.

– Ничего, это я переживу. – Макрон наконец оторвал взгляд от торта и поглядел на друга. – Я тут заволновался было, когда наш приятель Тигеллин вызвался пробовать еду для императора.

– Я тоже. Кажется, я был прав. В чём бы ни состоял их план, он не включает в себя самоубийство исполнителя.

– Если не считать возможного заворота у него кишок. – Макрон повернулся в сторону центуриона. Тигеллин отошёл от столов и, расстегнув ремешок под челюстью, снял свой шлем. Вытер лоб и начал расстёгивать пряжки панциря. Потом оглянулся на промоину, и на его лице появилось напряжённое выражение. Опустив панцирь на землю, Тигеллин потянулся, задрав руки вверх.

Макрон перевёл взгляд на небольшую группу сановников, столпившихся вокруг торта и алчно поглощавших его остатки. У него громко забурчало в животе, так что даже Катон услышал, и они обменялись понимающими улыбками. Префект открыл было рот, желая прокомментировать случившееся, но тут в отдалении раздался глухой удар, и всё вокруг задрожало. Все повернулись в сторону, откуда донёсся этот звук. Секунду спустя послышался ещё один удар, за которым последовала оглушительная какофония иных звуков – треск ломающегося дерева и падающих камней. После чего раздался рёв и грохот, стремительно нарастающий и заполняющий всё вокруг. В верхней части промоины, ближе к озеру, возник мощный ветер, тут же резко усилившийся.

– Это ещё что такое?! – буркнул Макрон, оборачиваясь на шум.

Катон мгновенно понял, что это за звук, и от ужаса у него болезненно сжался желудок. Он поглядел на императора – тот пялился в сторону плотины и промоины, по-прежнему сжимая в руке ложку и держа её на полпути ко рту. Катон тоже повернулся в ту сторону и увидел огромную тёмную массу воды, сверкающую и пенящуюся – она вырвалась из-за изгиба промоины, сметая на своём пути редкие деревья, цеплявшиеся за склоны, волоча булыжники и смывая земляные насыпи, таща всё это в потоке. Огромная масса воды, что ранее удерживалась последней плотиной, с жутким рёвом и грохотом вырвалась из промоины и устремилась прямо на свиту императора и его эскорт.

В первые секунды никто не двинулся и места. Все замерли, поражённые, слишком напуганные видом пенящегося водяного вала, несущегося на них. Тигеллин очнулся первым. Он приложил сложенные рупором ладони ко рту и заорал:

– Бегите! Спасайтесь!

Этот крик нарушил оцепенение, и императорская свита, инженеры и преторианцы бросились бежать, одни удирая прямо по промоине от несущейся на них воды, но большинство попыталось спастись, кинувшись вбок, на небольшой, покатый склон. Катон отбросил свой щит и пилум и ухватился за пряжки шлема. Макрон сделал то же самое, на ходу, уже убегая от наступающей воды.

– Подожди! – крикнул ему Катон. – Надо спасать императора!

Макрон приостановился, потом кивнул, и они повернули к столу с тортом. Клавдий, спотыкаясь, топал в сторону реки, насколько ему позволяла хромота, то и дело бросая испуганные взгляды назад через плечо. Вал воды уже настигал его. Тигеллин бежал следом за ним, и Катон с ужасом понял, что центурион доберётся до императора первым. И рванулся вперёд, напрягая мышцы ног, по-прежнему обременённые немалым весом чешуйчатой брони. Макрон бежал позади него. Сильный ветер трепал складки императорской тоги и пряди волос у него на голове – волна гнала перед собой мощный поток воздуха. Рёв, грохот и клокотанье воды казались оглушительными. Катон стремительно нёсся к Клавдию. Слева от него он видел Тигеллина – тот был уже близко и очень скоро должен был добраться до императора. В руке он уже сжимал кинжал, низко опустив острие и держа его параллельно земле; его лицо выражало одно стремление – поскорее догнать свою жертву.

Сзади вдруг налетел порыв ледяного ветра, и Катон рискнул оглянуться на приближающийся вал воды. И увидел, что он уже не более чем в пятидесяти футах позади него – жуткая, пенящаяся масса тёмной воды и брызг, волочащая за собой кусты и деревья. Справа и сзади раздались вопли ужаса и отчаяния, волна сбила с ног первых преторианцев, потом их голоса вдруг смолкли, когда людей поглотила бурлящая вода.

А впереди Тигеллин был уже не более чем в десяти шагах от императора, но тут вдруг споткнулся, зацепившись носком калиги за каменный выступ. И упал. Кинжал вылетел у него из пальцев. Катон продолжал бежать, крича на ходу: