А по зарплате сойтись… Нам с Филатовым верили – сарафанное радио-то работало, репутацию поддерживало. Если уж мы что-то говорили, не требовалось никакой подписи. Игрок всегда получал те деньги, на которые договаривались.

Я даже не интересовался, какая у него была зарплата в «Спартаке». Но понимал, что небольшая. Все-таки в «Спартаке» играло много звезд, которые, естественно, получали больше. Не думаю, что это его раздражало. Раздражало его то, что он не всегда выходил на поле.

У нас он такую возможность получил. Помню самое начало сезона 2000 года и игру со «Спартаком», которому мы в предыдущем году два раза по 0:3 проиграли. А тут – Лужники, полный стадион – тысяч 66, рекорд. Напряженнейшая игра, не очень хорошее поле. Евсей был весь черный, в грязи, бился как лев. За что его и удалили в конце после двух желтых карточек. Смотрел на него и любовался. Ну, пускай и красная – и что с того? Зато боец какой!

А в добавленное время в наши ворота назначили очень сомнительный пенальти. Все находились в таком заведенном состоянии, что я закричал Нигматуллину: «Уходи из ворот!» Но ему хватило разума меня не послушать, и он отбил пенальти от Тихонова. Который до этого нам каждый год забивал.

Но вписался Вадик в коллектив не сразу. Его с первых дней побаивались, потому что он чересчур рьяно взялся за дело. На тренировках жестковато единоборства вел. Уж на что я люблю это дело, но он перебарщивал. Потому что хотел себе место в составе отвоевать.

Иногда в этом плане с ним сложно было. Уже через пару лет возникла одна ситуация, когда я перепугался. Мы играли на турнире в Ла-Манге, по-моему, со шведами или норвежцами. У тех был настырный парень, играл явно не по правилам. Раз, другой, третий. В какой-то момент игроки завелись и началась стычка команда на команду.

Потом все разошлись, а Евсей с одним норвежцем еще что-то выясняли в углу штрафной. Я на что-то отвлекся, и тут смотрю – норвег лежит. Даже не успел заметить, как Евсей его в нокаут послал! Как в боксе: дал – и тот готов. Не двигается. Главный судья тоже не видел, боковой ему подсказал. Вадика удалили.

А турнир под эгидой УЕФА проходил, и нас напугали, что с «Локомотивом» больше вообще никто играть не будет и нас вообще дисквалифицируют. Играли-то мы на базе норвежцев. Я – извиняться, к тренеру соперников, организаторам. Уговорили не давать делу ход. Пригласили вечером норвежцев посидеть, все сгладили. Но Евсеев больше на этом турнире не играл. И, по-моему, в тот момент так и не извинился. Вот таким он был.

А тогда, вначале, для того, чтобы Евсей быстрее влился в коллектив, я его с Олегом Терехиным в номере поселил. Вадик был молчуном и чувствовал себя поначалу немного неуютно – а Терехин анекдоты рассказывал, всегда веселился. И был в этом плане, пожалуй, даже посильнее Бородюка. С тех пор как-то все и пошло на лад.

Он не мог не нравиться. Щедрый, ни капли не мелочный… Когда премии давали, всегда был одним из закоперщиков: давайте соберем деньги обслуживающему персоналу, который получает сильно меньше футболистов. За стол мог заплатить, когда бывали у нас посиделки.

А потому команда и секунды не думала, когда собрала ему 30 тысяч евро на операцию дочки. Все тогда очень сильно за Вадика переживали. Я смотрел на эту ситуацию и видел: идея пошла от самих игроков. А ведь по тем временам 30 тысяч были для них большие деньги – это не сегодняшние заработки футболистов. И я тоже отдавал деньги, и все тренеры. Овчинников инициативу проявил.

У Вадика все время были экстравагантные выходки. Как с тем же Уэльсом. Находясь в экстазе, если выиграли или он хорошо сыграл, что угодно мог отчудить. Когда он в камеру крикнул, у меня было одно чувство – я перепугался, что его за эту фразу дисквалифицируют и мы лишимся хорошего игрока. Что это было? Да эмоции! Я и сам его потом не трогал, не торопил с возвращением из Германии в клуб – пусть с семьей побудет.

После побед в раздевалку, бывало, заходили руководители – Аксененко или кто-то еще, и Вадик мог сказать: «Дайте премию побольше!» Это любимое дело было. И иной раз проходило. У всех хорошее настроение, он этим пользовался.

* * *

Какой-то матч «Спартака», когда меня озарило: мол, вот кого надо пригласить, вспомнить сложно. Потому что он всегда был самим собой. Мне всегда нравились игроки такого плана – бойцы, очень самолюбивые, которые во всяком состоянии борются за результат. Он как бы заменил в «Локомотиве» Горлуковича. Говорите, они в «Спартаке» в одном номере жили? Ну вот… А в «Локомотиве» он стал первым помощником Овчинникову, с которым они очень хорошо ладили, дружили.

Коллектив держался на таких личностях! Лоськов – более спокойный и выдержанный, Овчинников и Евсеев – совсем другого склада люди, эмоциональные, вспыльчивые. Костяк, стержень. А если человек безынициативный, без эмоций, пришел, получил зарплату и ушел, если ему безразлично, выиграли или проиграли… С такими, во-первых, неинтересно работать, а во-вторых, не добьешься успеха.

«Локомотив» же того периода был успешен именно потому, что в нем играли такие неординарные люди, которые своей работе все сердце отдавали. Лоськов, Овчинников, Евсеев. Каждый из них мог напихать по полной программе, если видел у кого-то разгильдяйство, безответственность. И между лидерами в раздевалке часто случались горячие споры, особенно когда результаты были неудачными. И Вадика слушали. Есть лидеры, которые на поле в порядке, но за его пределами ведут не совсем правильную линию, не объединяют, а дробят коллектив. А Евсей с Лосем и Овчинниковым не то что линию тренера проводили, а линию правильного отношения к футболу и клубу, которому служили.

Разве какой-нибудь иностранец, которых мы в ту пору уже много приглашали, имел возможность прийти в такой коллектив и плохо работать? Не мог он увести людей в сторону, глядя на них! Наоборот, традиции клуба воздействовали на этих легионеров, и они были не в состоянии жить по-другому. Те же Лекхето, Лима поняли, что попали в свою струю, потому и прижились.

Кстати, Евсей с Лимой быстро подружились. Но на тренировках, когда они сталкивались, стоял такой хруст в единоборствах, что я мяч забирал и уходил с поля! В этой атмосфере потом и Иванович воспитался, стал суперигроком европейским. А если бы собрались мямли в этой команде, и из Ивановича ничего бы не получилось.

А еще раньше Евсеев вытеснил из стартового состава Обрадовича – самого высокооплачиваемого нашего футболиста. Потому что был сильнее его духом. Нет, Обрадович тоже неплохо в тот период действовал. Но Евсей своей агрессивностью его переиграл. Серб не давал оснований его менять, но мне пришлось это сделать.

Как к этому отнесся Филатов, который уплатил за Обрадовича большие деньги? Нормально. Во-первых, потому что хорошо знал меня и понимал, что давить – бесполезное дело. А во-вторых, количество ошибок у нас было сведено к минимуму – и покупок, и на поле. Мы часто разговаривали по каждому игроку в отдельности, и всегда в итоге приходили к согласию.

Филатов к Евсею вообще очень хорошо относился, любил. Хоть и держал на расстоянии – но это внешне. Даже выходки любые ему прощал. Потому что Вадик – честный. Это его главное качество. Чтобы схимичил, слукавил – быть такого не могло. Поэтому я, в отличие от некоторых других тренеров, совершенно не боялся, что команда за моей спиной сыграет с кем-то в поддавки. Когда в команде есть такие люди, как Евсеев, это в принципе невозможно. Внутри не могло быть ни одного гнилого человека, и тут не имело никакого значения, сколько бы предложили денег.