Хозяин ничего не забыл; он вообще очень памятлив, этот корсиканец. Брошенное Бонапартом в лицо министру было не чем иным, как напоминанием о кровавых событиях в Лионе. Знает, куда бить, поежился Фуше, по самому незащищенному месту – по его прошлому.

– Фуше, найдите негодяев – тех, кто поднял на меня руку, – закончил разговор Бонапарт. – Если, конечно, вы еще на что-то способны…

– Слушаюсь…

Министр склонил голову и, развернувшись, неслышно удалился. Направляясь к карете, он чувствовал спиной громаду Тюильри. Все кончено. Не сегодня-завтра последует указ о его отставке. Как просто: сегодня министр, а завтра… Что же будет завтра? От этой мысли Фуше даже приостановился, не дойдя нескольких шагов до кареты. Однако уже через мгновение он спокойно ступил на ступеньку экипажа и устало упал на сиденье. Прикрыв глаза, негромко скомандовал:

– Трогай…

Фуше вновь стал прежним Фуше. Игра продолжается. Его еще никто не выставил вон, следовательно, следует работать дальше. А там – как придется. Не следует бежать впереди стремянного…

* * *

Если дамоклов меч зависает надолго – рано или поздно на него перестают обращать внимание. Ожидание смерти страшнее самой смерти. Фуше удержался. Хотя, как хорошо знал, за его спиной делались ставки на нового преемника.

Бонапарт ждал результатов расследования. Что там расследовать, сердился он, если и так все понятно: покушение – дело рук якобинцев! Первому консулу вторят лизоблюды из ближайшего окружения, а втихаря усмехаются над этим безмолвным и безликим министром, способным ловить разве что карманников да крашеных девиц из ближайших притонов.

Хозяин же каждый день напоминает: где злоумышленники?! Фуше молчит. Нужны террористы – будут. Главное – не рассуждать, показав результативное рвение. Когда ему приносят список из ста тридцати бывших якобинцев, подлежащих высылке из страны, министр полиции подписывает его не колеблясь. И это при том, что тех, кого ждала безжизненная Гвиана[96], он почти каждого знал поименно. То были его бывшие соратники, ошибочно сделавшие ставки не на тех. Тот самый случай, когда за ошибку расплачиваются собственной головой. Но лицо Фуше непроницаемо: ему не жаль ни одного из них. Министра полиции волнует только одно – его собственная судьба. И ничья больше!

«Фуше… так прославился своею утонченною хитростью, что нескромность его вовсе ему не вредила, – вспоминал Луи-Антуан Бурьенн. – В нем предполагали такую привычку скрывать свои мысли, что люди, не коротко его знавшие, принимали правду за искусную приманку, когда она выходила из уст его. …Самое лучшее заставить его сказать больше, чем он желал, состояло в том, чтобы дать ему волю говорить, не прерывая его… Из всего слышанного мною от Фуше я вывел ясное заключение, что Фуше во всем действовал только для себя…»

А потому он работает без устали. Его ищейки сбились с ног в поисках истинных террористов. Час за часом, день за днем на столе Фуше растет бумажная кипа доказательств на тех, кто замахнулся на Бонапарта. В то время как Хозяин лишь издевательски посмеивался над бесполезными потугами своего министра, тот сумел-таки докопаться до истины. Заговор действительно был, и подготовили его… шуаны, члены королевской партии.

Фуше – мастер сыска. Глупцы, они считают, что сыск – лазанье с лупой по чердакам и беганье вдогонку за чьими-то следами. Ха-ха! Сыск – это деньги! Только звон золотой монеты способен вызвать улыбку у злобной торговки, вернуть память забывчивому клошару, а флегматичного роялиста сделать более сговорчивым. Единственный волшебник, способный развязывать языки, – золото.

И Фуше не скупится. Он слишком долго гнул спину, накапливая этот презренный металл, чтобы сейчас тот послужил ему. Поэтому подкупленные им роют носом землю. И результат не замедлил сказаться.

Как оказалось, взрыв сотворила «адская машина», которую доставила на рю Сен-Никез повозка. Через нее-то и вышли на хозяина кобылы, доставившей бомбу к месту драмы (бедняжку разорвало на части!). Продавец указал на покупателей – тех, кто приобрел злополучную лошадку. По криминалистической картотеке, составленной Фуше, вышли на шуанов. Круг сузился до нескольких человек. Было выяснено, что «адскую машину» по заданию вождя шуанов Жоржа Кадудаля смастерили тайно прибывшие в Париж некто Пьер Робино и Жозеф-Пьер де Лимоэлан; они же организовали покушение. Однако задержать удалось лишь непосредственного исполнителя взрыва – малого по имени Сен-Режан, раненного во время теракта, и парижанина Франсуа Карбона, купившего для заговорщиков ту самую лошадь. (Позже оба во всем сознаются, и будут приговорены к смертной казни: первый – как прямой участник покушения, второй – как пособник.)

Ознакомившись с докладом Фуше, Бонапарт не задал министру полиции ни единого вопроса: налицо был заговор.

– На сегодня свободны, Фуше, – сказал он задумчиво. – Соглашусь, вы оказались правы. Нам следует зорко следить за лицами, вернувшимися из эмиграции, за всеми этими шуанами. Мы расслабились, друг мой, а враг, как видим, не дремлет! Продолжайте работать…

Будучи на острове Святой Елены, Наполеон вспоминал:

«Фуше никогда не был моим доверенным лицом. Он всегда подходил ко мне, сгибаясь к самому полу… Поскольку этот человек был террористом и главарем якобинцев, то я использовал его в качестве инструмента для того, чтобы выявлять, а затем избавляться от якобинцев, сентябристов и других его старых друзей. Используя его, я смог отправить в изгнание на остров Маврикий двести его сподвижников из числа сентябристов, которые нарушали спокойствие Франции. Он предал и принес в жертву своих старых товарищей и соучастников в преступлении».

Зато сам Фуше торжествовал! Он удержался. Вопреки уверениям тех, кто вдруг надумал списать Паука со счетов. Осталось не так уж много – еще раз вспомнить тех, кто в трудный момент сделал ставку против него…

* * *

Бонапарт был отходчив, но не забывчив. Унизивший его раз вряд ли мог рассчитывать завоевать доверие в дальнейшем. Таков, видать, был корсиканский характер: доверие и любовь – самым близким.

Хозяин ошибся, и Фуше указал ему на промах. К чему было казнить и высылать несчастных якобинцев, если в действительности они оказались невиновны? Бонапарт с доводами министра полиции согласился, но с тех пор Фуше стал ему как-то не особо приятен: не дело, когда умник подчиненный указывает на ошибки патрона. Всяк сверчок знай свой шесток! Этот пройдоха, конечно, умен, но задаваться не след – не того полета птаха, чтоб поучать Хозяина…

И Фуше это тоже понял. А потому еще больше затаился. Теперь он не допустит ошибок! Хотя за прошедшее время сделано не так уж мало. Достаточно сказать, что в его ведомстве были учреждены префектуры полиции – настоящие кулаки власти на местах. Ну а генеральные комиссары полиции, которых министр