С началом минометного обстрела движение наших грузовиков на одну-две минуты приостановилось. Затем они снова тронулись, резко повернули вправо на 90 градусов и опять встали, обеспечив таким способом для прицепленных к ним пушек пространство для обзора, чтобы орудийные расчеты смогли хорошо увидеть, откуда стреляют минометы, и начать по ним ответную стрельбу снарядами.

Подносчики снарядов к нашей пушке Пастухов и Мишин моментально соскочили с грузовика, сняли с его кузова пару ящиков с боеприпасами и быстро поднесли их к платформе орудия. То же самое повторилось на грузовике для второго орудия. При этом специально не стали отцеплять пушки, чтобы при необходимости можно было быстро менять позицию. Почти все находившиеся на кузовах машин свободные люди немедленно разбежались по полю в разные стороны и начали окапываться. А мины продолжали падать, и их осколками уже поранило двух или трех человек.

На орудии нашего взвода Виктор Левин и я повернули платформу пушки на 90 градусов, поставили ее ствол на восток и определили на глазок место, откуда стреляет миномет. Оказалось, что он занимает позицию примерно посредине деревни перед небольшой белой хатой, покрытой соломой. На оптическом устройстве, предусмотренном для каждого наводчика пушки, оба мы установили тот миномет точно в центре штрихового крестика на своих стеклах для прицеливания и после команды лейтенанта Кирпичева, находившегося рядом, нажали правыми ногами на педали – гашетки орудия.

Автоматически последовали друг за другом пять выстрелов. По огненному следу, оставленному трассирующим снарядом, увидели, что все снаряды, среди них один зажигательный, а остальные осколочные, попали не точно в сам миномет, а на крышу хаты, которая тут же загорелась ярким пламенем. Но выстрелы, сделанные из второй пушки, у которой первым наводчиком был мой соплеменник Василий Алексеев, получились более точными – цель была уничтожена. Однако начал стрелять другой миномет – с северного конца Марьевки, куда как раз мы и стремились. Пришлось обоим орудиям пострелять несколькими очередями по этому миномету, и на какое-то время минометный обстрел прекратился.

И тогда командир батареи Сахаров, убедившись, что теперь для нас дальнейший путь на восток закрыт, а также для того, чтобы не расходовать впустую снаряды, которые могут еще пригодиться, дал команду больше не стрелять и отступить обратно в сторону Лозовеньки. По-видимому, командир решил отложить на ночь попытку вывести батарею из возникшего кольца окружения и до наступления полной темноты подержать свое подразделение на месте более или менее безопасном от вражеских обстрелов как с земли, так и с неба.

Принесенные от грузовиков подносчиками снарядов к пушкам лишние ящики с боеприпасами погрузили обратно в кузова автомашин. Оба грузовика, двигатели которых во время стрельб оставались невыключенными, повернули опять резко вправо на 90 градусов и поехали по полю обратно, к Лозовеньке. Пересекли ту же проселочную дорогу, проехали еще немного по ее южной части и остановились в поле приблизительно посредине между Марьевкой и Лозовенькой. Здесь мины, снаряды и пули, которые могли посылаться из немецких позиций в Марьевке и около нее, нас достичь были не в состоянии.

По команде Сахарова грузовики встали примерно в 10–15 метрах в стороне от проселочной дороги, на стерне убранного в прошлом году поля. Все ехавшие слезли с грузовиков и платформ орудий, отцепили от автомашин пушки. Затем номера орудийных расчетов с помощью товарищей, не имевших прямого отношения к пушкам, отрыли для них позиции и вкатили туда оба орудия. Около них же сложили близко для подносчиков снарядов почти все ящики с боеприпасами, снятые с кузовов автомашин.

Позиция для пушки нашего взвода оказалась метрах в двадцати севернее большого стога прошлогодней соломы, которую оба орудийных расчета и водители грузовиков почти наполовину растащили для тщательной маскировки своих объектов с воздуха и со всех сторон на земле. Расстояние между орудиями выбрали около 50 метров.

После того как пушки окончательно установили на позициях и зарядили орудия полным комплектом снарядов, практически все бойцы и даже командиры отрыли себе маленькими саперными лопатами поблизости от пушек или грузовиков индивидуальные защитные окопы длиной около двух и глубиной более одного метра. Грузовики поставили на относительно безопасном расстоянии от орудий.

Я отрыл себе окоп на участке между пушкой и большим стогом соломы. От орудия до окопа расстояние составляло около 15 метров. Дно окопа застелил толстым слоем сухой соломы, принесенной со стога несколькими охапками. Той же соломой, положив ее на брустверы, замаскировал сверху окоп со всех четырех сторон. Но при этом, как потом обнаружилось, сделал большую ошибку: наложил этого очень легко воспламеняющегося материала слишком много и на широком пространстве, что позже едва не стоило мне жизни, о чем ниже скажу особо.

Затем снаружи окопа на слое соломы на брустверах разложил свои винтовку с патронами, патронташ, шинель, сумку с противогазом, саперную лопату и вещевой мешок. Патроны в мешке, патронташе и винтовке вскоре также оказали мне очень плохую услугу.

Пока мы занимались всеми этими делами, над батареей дважды большой группой пролетели вражеские самолеты, которые провели мощные безответные атаки на покинутую нами утром Лозовеньку. Однако стрелять по самолетам на этот раз мы не стали.

Наступил полдень. Небо было безоблачным, сильно грело солнце, погода стояла жаркой, иногда пролетали над полем разные птицы, где-то высоко на небе заливался песней жаворонок. Бои, проходившие до обеда впереди нас, восточнее, километрах в двух и более и за лесом, совсем утихли. Очень сильно захотелось спать.

Вдруг Вася Трещатов, находившийся на платформе пушки и возившийся с вышедшим из строя прицельным устройством, издал громкий крик: «Танки, танки идут, наверное, из Лозовеньки!» Все, кто услышал этот крик, устремили свои взоры в сторону села. Действительно, сзади, вдали от нас, километрах в двух и менее шли почти фронтом танки, но не точно с запада и по дороге от Лозовеньки, а по полю – юго-западнее села. При этом что-то не очень они были похожи на наши боевые машины.

Сомнения рассеялись, как только первый снаряд, посланный головным танком, разорвался совсем недалеко от пушки нашего первого огневого взвода, осыпав все пространство вокруг осколками. Стало ясно, что это немецкие танки, которые уже достаточно близко от нас. И весь наш орудийный расчет, включая меня, не дожидаясь команды лейтенанта Кирпичева, немедленно занял на пушке свои места. Так же поступили ребята на второй пушке.

Виктор Левин и я – оба наводчика быстро поставили ствол орудия точно в сторону цели, взяли головной танк в центр штрихового крестика на обоих стеклах для прицеливания и нажали на гашетки. Автоматически прогрохотали друг за другом пять выстрелов, и по огненному следу полета трассирующего снаряда мы увидели, что попали точно в башню танка. Но заметили также, что снаряды, будучи не бронебойными (а они у нас давно кончились), а только осколочными, совсем не повредили цель и просто взорвались об нее, отбросив от себя в разные стороны осколки.