приехать в министерство, чтобы они могли спланировать дальнейшие действия. Того согласился и вернулся в дурном настроении в зал заседаний.

Примерно спустя час премьер, видимо в первый раз сумев прочувствовать тональность дебатов, отложил свою сигару и сказал с большим чувством: «Если Японию принудят к разоружению, тогда не остается ничего иного, как продолжать войну! Если мы сложим оружие, то это станет несмываемым позором для японского солдата, и в таких условиях ответ союзников неприемлем».

Подавленный всеми этими дебатами, Того внезапно осознал, что его позицию невозможно удержать. Понимая, что главное теперь помешать голосованию и выиграть время, министр заявил: «Так как официальный ответ союзников мы еще не получили, нам лучше отложить нашу дискуссию до того момента, как мы его получим». Все присутствующие знали, что официальный ответ может прийти в любую минуту, и в тот же вечер он действительно пришел. Судзуки, однако, прервал заседание.

Вне себя от раздражения, Того затащил премьера в его кабинет. Теперь, за закрытыми дверями, он уже не сдерживал себя. «О чем вы вообще думаете?» — спросил он старика, бывшего морского волка. «Я полностью не согласен с вами. Сейчас не время поднимать вопрос о разоружении. Постоянная игра словами при обсуждении вражеского ультиматума — бесполезное дело. Если мы не хотим срыва переговоров, не существует иной альтернативы, как только принять ответ таким, каков он есть. Премьер-министр прекрасно знает, что император хочет закончить войну. Само собой разумеется, что его мнение, как главнокомандующего, должно стоять на первом месте. Но сейчас центральный вопрос касается самого существования императорского дома. — В этом месте Того начал говорить медленнее, подчеркивая каждое слово: — Я предупреждаю вас: если вы и ваш кабинет будете и дальше настаивать на продолжении войны, я буду вынужден доложить о своем противоположном мнении непосредственно императору!» Побледневший от гнева, Того покинул кабинет.

Ни Судзуки, ни Того не хотели подобного развития событий, так как это автоматически привело бы к падению правительства Судзуки. Чтобы предотвратить такую катастрофу, им было необходимо примирить их взгляды. Министр иностранных дел, подавленный случившимся, поехал в свой офис и сразу же вызвал Мацумото. Кратко пересказав своему заместителю, что произошло в правительстве, он произнес: «В такой ситуации моя отставка с поста министра иностранных дел остается для меня единственным выходом».

Потеряв дар речи, Мацумото заявил ему: «Это будет губительно для всех, если вы подадите в отставку. Наступит полнейший хаос. Прошу вас, отдохните в этот вечер. Давайте начнем завтра все дела на свежую голову».

Затем Мацумото с надеждой произнес, рассчитывая на временную отсрочку решения: «Хотя официальный ответ еще не пришел, возможно, он поступит сегодняшним вечером. В таком случае мы проставим завтрашнюю дату получения». Того слушал его невнимательно, однако в итоге согласился и уехал домой.

Мацумото поспешно схватил телефонную трубку и спросил, на месте ли начальник телеграфного отдела министерства Акира Оэ. Замминистра тщательно проинструктировал его, как ему необходимо действовать, если придет официальное послание от союзников через Швецию или Швейцарию. «В любом случае, — предупредил он, — поставьте штамп даты получения — утро завтрашнего дня, 13 августа». Мацумото еще раз повторил свои указания, чтобы быть уверенным, что его поняли.

Тем временем Того сделал остановку у дворца. Понимая, что он вызовет немедленную отставку правительства, если пойдет прямо к Хирохито, Того зашел к Кидо. Хранитель печати записал в своем дневнике: «Время 18:30. Пришел Того и сказал, что премьер-министр согласился с мнением Хиранумы. Того беспокоят будущие перспективы. Я чувствую себя крайне тревожно».

Однако впоследствии он вспоминал: «Зашел Того и удивил меня своим сообщением, что премьер-министр также, несомненно, одобряет мнение Хиранумы. Того сильно тревожится, удастся ли завершить мирные переговоры. Если они сорвутся, то, я думаю, Япония может оказаться в ситуации гораздо худшей, чем если бы она продолжила сражаться до рокового конца. Я чувствую, что я должен сделать все возможное, чтобы заставить правительство добиваться мира. Я отдал распоряжение Мацудайре [секретарь Кидо] позвонить премьеру и попросить его о встрече. Премьер-министр также захотел встретиться со мной и обещал позвонить позже».

Кидо ободрил Того и сказал ему, что император уже принял решение о капитуляции и что он, как хранитель печати, поговорит с премьером Судзуки и сообщит ему об этом факте, чтобы премьер действовал соответствующим образом. Того, все еще подавленный и скептически настроенный, сел в лимузин и поехал домой в Азабу, где его ждал преданный ему и аполитичный терьер.

Вскоре после заседания кабинета редактор агентства Домэй Хасэгава снова был вызван в Касумигасэки. Его пригласил приехать разгневанный министр финансов господин Хиросэ. Редактору было приказано привезти английский оригинал послания Бирнса и его перевод.

Редактор сел на свой разбитый велосипед и налег на педали. Вскоре он уже входил в кабинет министра, словно христианин, брошенный в клетку ко львам. Хотя Хасэгава и старался объяснить смысл ноты союзников, но министр был в таком раздраженном состоянии, что он не хотел ничего слышать. «Это направлено против конституции Японии, — сказал он напыщенно. — Если принять эти условия, то это будет означать узурпацию власти императора…»

Хасэгава, пытаясь оспорить его мнение, сказал: «Но мы понесли поражение в этой войне, поэтому мы должны принять эти условия». Это подействовало на министра как красная тряпка на быка, и он заорал еще громче. «Это было, — спокойно замечает Хасэгава, — типично для ментальности и психологии нашего народа. Мы не могли признать, что были действительно разгромлены».

Если один из «своих», человек непосторонний — министр кабинета, не мог видеть этого, как же могли смотреть на это и понимать, что происходит, миллионы других людей, которые верили только тому, что им говорили?

12 августа в 18:40 в телеграфном отделе была получена телеграмма со столь долго ожидавшимся ответом союзников, переданная через Швецию. Согласно полученным указаниям, Оэ отложил телеграмму на время в сторону, пометив ее: 13 августа, 7 часов 10 минут утра. Немедленно вслед за этим пришло радиосообщение от японского посланника в Швеции Суэмасы Окамото. Адресованное министру иностранных дел, оно было передано Мацумото, который заказал копию и сразу же прочел ее.

Окамото сообщал: «Дело складывается таким образом, что, по-видимому, США приходится прилагать усилия, чтобы согласовать все мнения союзных держав в отношении ответа для Японии. Советский Союз и Китай против сохранения императорской системы правления. Лондонская „Таймс“ опубликовала передовую статью, в которой призывается упразднить обожествленную императорскую власть».

Для Мацумото телеграмма была неоценимым подарком. Прежде всего, она подтверждала все мнения и наблюдения работников министерства. Заместитель министра видел это так: «Если мы должны будем планировать дальнейшие переговоры, Трумэну