Проснулась ночью. В темной тишине дома отчетливо слышалось тиканье настенных часов. Вера лежала с открытыми глазами и думала. Она вдруг осознала, что добрая и гостеприимная семья Матти из-за нее лишилась крыши над головой.

Постоялица принесла им несчастье. Как теперь смотреть в глаза рыбака, его жены и детей? Ведь она сделала их нищими. Потом Вера подумала о Тимуре. Вспомнила его голос, спасший ее от страшных людей. Зачем они пришли? Неужели несчастная сирота может так беспокоить пролетарскую власть? От всех этих мыслей у Веры начала болеть голова, и она снова задремала. Очнулась от приглушенных голосов за стеной. Слов она разобрать не смогла, но поняла, что говорят по-эстонски.

«Матти приехал», — догадалась Вера, встала, быстро оделась и вышла из комнаты.

Матти и Юри сидели в гостиной и пили кофе. При виде Веры оба вскочили и двинулись ей навстречу.

— Зачем ты поднялась? — забеспокоился Юри.

— Тере, Вера, — улыбнулся Матти.

Она заставила себя встретиться с ним взглядом, но ни обиды, ни горечи лицо рыбака не выражало. Только синеватые круги под глазами говорили, что за эти дни хозяин сгоревшего хутора немало пережил.

— Я так виновата перед тобой. Мне стыдно, — призналась Вера.

— Ты тут ни при чем. Эти парни сами работать не умеют и ненавидят нас за то, что мы трудимся и живем, как люди. Садись, надо поговорить, — и Матти указал на свободный стул рядом.

Юри налил Вере кофе и подвинул сахар. Девушка уселась за стол и, прихлебнув из чашки, затихла.

— Мне, Вера, здесь снова, курат, хозяйство не поднять. Я написал старшему брату в Канаду. Он зовет к себе и обещает помочь обустроиться. Я с семьей решил ехать. — Матти допил кофе, поставил чашечку на блюдце и продолжил:

— Твой муж оста вил мне деньги. Я спрятал его золото, и оно после разбоя уцелело. Ты можешь поехать с нами, можешь остаться у Юри. Решай сама. Вера задумалась. Оставаться рядом с границей ей было страшно. Филлиповой казалось, что чекисты не успокоятся и могут появиться вновь. Но если она уедет, как Тимур ее найдет? Эта мысль стала решающей.

— Я очень благодарна тебе, Матти, за все. Но Тимур вернется за мной сюда, а меня нет. Поэтому, если Юри не против, я бы осталась у него.

— Я буду очень рад, дочка, — ответил старый эстонец.

— Придется мне, курат, довольствоваться одной хозяйкой, — пошутил Матти, но голос его звучал грустно. Он достал из-за пазухи мешочек и положил его возле Юри:

— Вот червонцы Тимура. На них можно жить долго. Я когда увидел вместо моего дома пожарище, испугался, что эти парни, курат, нашли деньги Веры. Но они не так сообразительны. — Мати встал из-за стола и протянул Вере руку.

— Я вас всегда буду помнить. — Вера хотела еще что-то сказать, но слов не нашла, бросилась на шею рыбака, чмокнула его в щеку, покрытую светлой колючей щетиной, и убежала. Сдерживать слезы она больше не могла.

До обеда Вера с постели не вставала. Юри несколько раз заглядывал в комнату, но девушка притворялась спящей, и он уходил. Днем послышался рев мотора, и на двор хутора въехал грузовой автомобиль с крытым кузовом. Юри заглянул к Вере и на этот раз решительно направился к ее постели.

— Сюда привезли задержанного бандита. Липник хочет, чтобы ты на него посмотрела. Сейчас его приведут.

— Подождите минутку, я оденусь и выйду, — пообещала Вера и, как только за Юри закрылась дверь, вскочила, причесалась. Одеваться ей не пришлось, потому что она лежала в юбке и блузке.

Девушка уселась возле стола в гостиной и не отрываясь смотрела на входную дверь. Через минуту она открылась и на пороге возникли двое молодых людей в военной форме, а между ними — небритый угрюмый человек в стеганом ватнике и валенках. Его провели в комнату и поставили возле стола. За ними вошел знакомый Вере офицер Ян Вейке.

— Посмотри на этого типа внимательно, — попросил он.

Вера стала бледной как мел, но заставила себя взглянуть на угрюмое лицо, заросшее темной щетиной. Мужчину она узнала сразу. Он был в ее особняке. Только тогда не в стеганом ватнике, а в кожанке и брюках. Это он снимал портки в ее спальне, готовясь к насилию.

— Я знаю этого человека. Он чекист и расстрелял моего отца. Фамилия его Козелков, — крикнула Вера. Ей овладела страшная ярость. Девушка сжала кулаки и бросилась на задержанного.

Ян Вейке с трудом ее остановил.

— Не надо, Вера. Он получит по заслугам.

— Сука… — прошипел чекист, и Козелкова увели.

Вера опустилась на стул и горько заплакала.

— Не плачь, дочка. Бандит не стоит твоих слез, — услышала она голос Юри и поняла, что больше этих людей не боится. Она их ненавидит.

* * *

В «Издательском доме Рачевской» царило уныние. На вахте вместо охранника сидела секретарша Юля, которую Синицын видел впервые. В день убийства Юля не работала, поскольку Рачевская по выходным ее не занимала.

Финансовые дела «Издательского дома» после гибели генеральной директрисы оказались плачевными. Светлана Михайловна решала служебные проблемы, пользуясь своими личными отношениями с партнерами. И теперь выяснилось, что две последние книги типография печатала ей в долг. Деньги за книги скоро не вернешь, их реализация растягивается на месяцы. Поэтому, выплатив долг, осиротевший «Издательский дом» был не в состоянии выдать зарплату сотрудникам. Один за другим начали самораспускаться отделы. Отдел охраны прекратил свои функции первым. Но мадам Керн продолжала каждый день к восьми утра являться на работу.

— Здравствуй, малыш, никак ты опять по мою душу? Вот уж не думала… — но при этом в басе главной редакторши особенного удивления Синицын не заметил.

— Здравствуйте, Софья Леонардовна. Вы угадали, опять по вашу душу.

— Присаживайся, малыш.

Синицын сел и отметил на столе Керн помимо папок с авторскими текстами плитку шоколада «Аленушка».

— Не та, не думай, — поймав взгляд следователя, заверила Софья Леонардовна. — Ту умыкнули, как я тебе, малыш, и доложила. Поймали убийцу?

— Пока я не могу об этом говорить, — уклонился Слава.

— И не поймаете. Васик спрятался от правосудия в сумасшедшем доме. Запил якобы с горя и тютю на лечение. — И Софья Леонардовна, откинувшись всей своей массой в кресле, царственно посмотрела на Синицына.

— Почему вы не допускаете самого простого? Он любил свою жену и тяжело переживает утрату.

Керн снова взглянула на Славу, но теперь так, словно перед ней сидел настоящий сумасшедший:

— Тетку на пятнадцать лет себя старше? Молодой красивый кобель? Ты, малыш, в своем уме?!

— А почему нет? Такие примеры известны даже у знаменитостей. Любил же свою супругу Кончаловскую поэт Сергей Михалков и, кажется, прожил с ней до ее смерти. А Кончаловская имела с мужем такую же разницу, как Васик с Рачевской.