Совместная забота и достаточное количество пищи сделали человеческое детство таким долгим, выдвигает теорию Хрди. Точно так же обстоит дело у тех животных, которые совместно воспитывают потомство: их детеныши тоже остаются «иждивенцами» в течение достаточно длительного времени. А долгое детство, по словам Хрди, «было замечательной возможностью развить мозг». Совместный уход за детьми, возможно, стал причиной и дальнейшего развития головного мозга взрослых людей, которым требовались сотрудничество и обмен информацией. Она говорит, что у шимпанзе, детенышей которых воспитывают только матери и чье детство продолжается относительно недолго, размер мозга в два с половиной раза превышает тот, который они должны были бы иметь сообразно размерам их туловища. А теперь сравним те же параметры у человека: человеческий мозг почти в 7,5 раза больше того, который мог быть у человека с учетом его антропометрических данных{336}. «На заре дарвинизма предполагалось, что развитие мозга было напрямую связано с тем, что мужчины должны были стать умнее, хитрее и сильнее, чтобы лучше охотиться или защищать свои племена, – продолжает Хрди. – А то, что касалось матерей и детей, не принималось во внимание, даже если речь шла о выживании потомства. А в чем тогда смысл всего этого спаривания, если никто из потомства не выживет?»

Хрди ведет меня на прогулку по ферме. Она говорит, что начала интересоваться вопросами материнства после того, как у нее родился первый из троих, теперь уже взрослых, детей. В то время она буквально разрывалась на части, стремясь добиться успехов в науке, чувствуя обиду на мужа, который много и допоздна работал каждый день, и стараясь лучше всех ухаживать за новорожденным. Ее саму воспитывали гувернантки. В то время, когда она растила малышей, Хрди находилась под сильным влиянием слов психоаналитика Джона Боулби, основоположника теории привязанности, который утверждал, что чем больше мать занимается с ребенком с самого рождения, тем более уверенным в себе он вырастет. (Правда, позже Боулби сменил свой взгляд на собственную теорию и признал, как и Хрди, важную роль людей, окружающих новорожденного.) Но она беспокоилась и задавала себе вопрос: если она уйдет на работу и оставит ребенка на попечение других людей, то как это скажется на его эмоциональном состоянии и уверенности в себе? Она постоянно жила с мыслью: «Неужели я плохая мать?»{337}

Эти противоречивые чувства между желанием работать в очень конкурентной среде, где в принципе крайне мало женщин, а матерей – еще меньше, стремлением видеть полноправного родителя в муже и желанием дать детям эмоциональную уверенность стали поводом к тридцатилетнему исследованию, которое сегодня считается непревзойденным с точки зрения описания и понимания человеческой эволюции и ролей обоих родителей в воспитании детей. Хрди пишет в книге Mother Nature: «Даже если я в свое время что-то не смогла узнать о том, что помогло бы мне лучше воспитать моих троих детей, теперь, располагая большими знаниями, я хочу передать их читателям».

Она по-прежнему сторонница теории привязанности. Но ее исследования и собственный опыт семейной жизни показывают, что дети приобретают уверенность тогда, когда они окружены людьми, которым могут доверять: членами семьи, нянями, гувернантками, домработницами, учителями, друзьями семьи. «Это можно назвать сообществом, которое помогло мне вырастить детей», – говорит Хрди. Когда дети подросли, муж стал больше заниматься ими по выходным, предоставив ей возможность сконцентрироваться на размышлениях и научной работе. Она уверена, что ее дети получили всю необходимую заботу и внимание, и не только от нее самой. «Она чудесная мать, – говорит ее дочь Катринка, учитель истории, живущая на севере штата Нью-Йорк, – она до сих пор переживает, что была занята своими исследованиями, но я этого не помню»{338}.

Еще Хрди дает такой совет: если вы живете вдали от родни, то очень важно создать свое «племя».

Даже консервативная Филлис Шлафли, вырастившая шестерых детей и получившая юридическое образование, которая ездила по стране с выступлениями, призывавшими матерей оставаться дома, не «забрасывать детей» ради карьеры и не быть феминистками, говорившая, что в детских садах малышей воспитывают «чужие люди», и организовавшая массовые протесты против поправки о равных правах[52], все это сделала при помощи своего окружения. Ее племянница, писательница Сьюзан Венкер, сказала в интервью Los Angeles Times: «Ей помогали по дому… Она не называла их нянями, но у нее были в доме женщины… Но разве она когда-нибудь рассказывала молодым избирательницам о том, как ей удалось воспитать детей и сделать политическую карьеру? Никогда»{339}.

Если бы я была королевой, то мой главный план зиждился бы на трех основных пунктах. Во-первых, он давал бы женщинам равные возможности образования и эффективной профессиональной подготовки, чтобы они не зависели от мужчин или государства. Во-вторых, он бы предусматривал ряд поощрительных мер для мужчин, чтобы они равномерно с женщинами делили все радости, обязанности, беспокойства, огорчения и иногда монотонность воспитания детей с младенчества до совершеннолетия (но это, признаюсь, самая сложная часть плана, ей не хватает конкретики и механизмов реализации). В-третьих, мой план предусматривал бы качественный уход за детьми в течение рабочего дня. В моем идеальном мире дети были бы приоритетом не женщин, а всего человечества.

Рут Бейдер Гинзбург[53]

Пятница, 15:30. Двое отцов сидят со своими малышами на покрывалах на газоне в городском парке Альбукерке. Тодд Стэнхаус держит непоседливого сына Риса на коленях и читает ему большую цветную детскую книжку. Говард Кайбел кормит дочку Ирис ломтиками ананасов, взятыми из дома в пластиковой коробке. Третий папа прибывает к месту сбора с большим розовым пакетом с памперсами, украшенным изображением лилового слоненка. Он бросает пакет на газон и спешит за дочерью Лилли, которая еще не совсем уверенно бежит к песочнице и что-то радостно лепечет о своей новой красивой шляпке.