Эти отцы распространили результаты одного однажды забытого исследования, которые показывают, что дошкольники, в воспитании которых папы принимают активное участие, демонстрируют больше знаний, самоконтроля, сочувствия и меньше гендерных предрассудков, чем дети, которые росли при недостаточном отцовском участии. Подростки, имеющие тесную связь с родителями мужского пола, отличаются повышенной самооценкой, хорошим самоконтролем, отличными социальными и жизненными навыками, конечно, при условии, что их отцы не стремятся контролировать все и вся и не практикуют авторитарный подход к воспитанию{348}. Исследования показывают, что в начальной школе девочки испытывают меньшую уверенность, чем мальчики, и их самооценка продолжает падать во время обучения в старших классах. При этом ученые отмечают, что время, проведенное с любящим отцом, помогает девочке сохранить самооценку и уверенность в себе во время пубертатного периода{349}.

Многие «новые отцы» говорят социологам, что они выросли практически без участия собственных пап, которые были слишком заняты работой, поэтому они хотят реализовать свое родительское предназначение. Чарли, яркий представитель этого нового поколения, рассказывает, что не знал точно, что такое быть хорошим отцом, до тех пор пока не оказался один на один с голодным плачущим малышом. «Когда я взял двухмесячный отпуск по уходу за ребенком, то, честно говоря, я это сделал ради жены, – рассказывает он. – На свадьбе мы обещали друг другу делить все заботы поровну. Не то чтобы я горел желанием все время проводить с новорожденным». Но суровая реальность началась с первого же дня. Он уже пережил стресс, когда просил у руководства отпуск. И хотя в компании это было предусмотрено, все оставалось на бумаге – Чарли был первым, кто решился на такой шаг. А теперь еще и дочка отказывалась пить из бутылочки. «Я позвонил жене в панике среди рабочего дня, – вспоминает Чарли. – Я ничего не мог поделать с младенцем в течение семи часов, это был полный провал. Жена уже готова была вернуться домой. Но я все же попросил ее дать мне еще один шанс. И к концу дня мы с дочкой наконец-то поняли, как сделать это вместе. Это был самый замечательный момент, когда я осознал: боже, это действительно мой ребенок! Это было началом наших особых отношений, очень близких. Теперь у меня такие отношения уже с двумя дочками».

Я бы сказал, что благодарность – это высшая форма мышления, а нежданная благодарность – чудо вдвойне.

Гилберт Кит Честертон[54]

Дни, делающие нас счастливыми, делают нас мудрыми.

Джон Мэйзфилд[55]

Однажды днем, когда моя третьеклассница Тесса была в школе, я, как обычно, сидела над «горящей» статьей, на этот раз о военном преступнике из Сомали. И вдруг мне позвонила девушка, подрабатывавшая у нас, и сообщила в последний момент, что не сможет забрать Тессу и отвезти ее в балетную школу. Занятия начинались в 16:30, немыслимое время для работающего родителя. Но я, даже не задумываясь о вариантах, начала планировать, как сделать все самой.

Когда мы влетели домой из школы (мой смартфон не умолкал ни на минуту) и я бросила в сумку дочке бутерброды, у нас оставалось всего восемь минут, чтобы через весь город добраться до места. Но Тесса, неторопливо спускаясь из своей комнаты, где она бесконечно долго натягивала розовые колготки, вдруг заявила, что учитель велит ей собирать волосы в пучок.

– Думаю, ободка будет достаточно, – сказала я в попытке сэкономить время.

– Нет, – сопротивлялась Тесса, – у меня волосы уже сильно отросли.

– И ты только сейчас мне об этом говоришь? Нам нужно ехать! СЕЙЧАС ЖЕ! – взорвалась я.

Однако она сложила руки на груди и сделала недовольное лицо:

– Но учитель так велит!

Мой телефон опять зазвонил. У меня разболелась голова и пульс зашкаливал. Я крикнула:

– Забудь об учителе, бегом к машине.

Я мчалась по городу. Нужно признаться, у меня на долю секунды мелькнула мысль остановиться у магазина и купить заколки для волос. Но я проехала мимо. И буквально почувствовала, как Тесса, сидящая сзади, впилась в меня взглядом.

– Тесса! Твоя мать работает в одной из лучших газет в СТРАНЕ, – сказала я. – Я работаю над главной статьей номера, и у меня почти не осталось времени на то, чтобы ее сдать. Я с трудом нашла время, чтобы отвезти ТЕБЯ на балет. И думаю, ты как минимум могла бы быть БЛАГОДАРНОЙ.

Тишина.

Затем я услышала ее стальной голос:

– А как насчет The New York Times? Она разве не лучше твоей?

Этот случай вошел в нашу семейную хронику как пример бесстрашия Тессы. Но со временем это стало меня беспокоить. Нет, не поведение Тессы. Мое. Почему я обязательно должна все делать за всех? Даже за няню. Это мое чувство вины? Мое желание быть идеальной матерью? Мое слепое стремление не расстроить детей? Я даже не осознавала, на какой безумный шаг я решилась с этой поездкой! Как будто у меня была пелена на глазах. Но самое главное: чему я учила свою дочь? Кроме того, что показала ей пример работающей матери – разозлившейся и ругающейся. Я показала ей, что она – центр Вселенной. Я думала, что учу ее только хорошему, а оказалось – наоборот.

Когда я начала искать время для работы, любви и игры, то обратилась к опыту своей подруги Деборы. Она, как и я, разрывалась на части: возила детей на занятия, делала все, чтобы они занимались спортом, путешествовали, играли на музыкальных инструментах, ходили на детские вечеринки. При этом один ребенок у нее с отклонениями в развитии. Она признает, что вокруг много суеты, но всегда выдвигает встречный аргумент: «Разве все, чем я занимаюсь, не стоит этого?»

Итак, Дебора, нет. Исследования показывают, что не стоит. Не стоит, если все сходят с ума. Не стоит, если это не приносит удовольствия. Не стоит, если у вас нет времени на общение. Не стоит, если родители становятся кем-то вроде прислуги. Не стоит, если дети начинают думать, что мамы и папы существуют, чтобы служить и развлекать. Родители из среднего класса настолько концентрируют внимание на детях, что те становятся «вечными иждивенцами». Вырастая, они не умеют думать, принимать решения и действовать самостоятельно. Такой вывод сделали специалисты Центра исследований семейной жизни Калифорнийского университета, которые изучили жизнь тридцати трех семей из Лос-Анджелеса, принадлежащих к среднему классу, где оба родителя работали. Выяснилось, что и отцы, и матери испытывали чувство вины, когда работа мешала семейной жизни. Они старались проводить свободное время «идеально». Социологи заметили одну деталь: эти родители старались «купить» детям счастье. Они покупали много игрушек, выполняли все желания и никогда не просили помогать в домашних делах. И таких семей очень много. Экономисты подсчитали, что рекламодатели тратят 16 млрд долларов в год на продвижение товаров и услуг, предназначенных для родителей с обостренным чувством вины и их детей, которым чуждо разумное чувство меры. Оказывается, среднестатистический ребенок ежегодно получает в подарок около семидесяти новых игрушек{350}. «Возможно, мы достигли критической точки, – говорит антрополог и руководитель исследований Элинор Окс, – возможно, дети уже не просто центр Вселенной – они захватили над нами власть»{351}.