Ратлидж почувствовал, как у него волосы зашевелились на затылке.

— Вы сказали — труп?

— Ну да. Труп. Констебль Джефферс не знает подробностей. Другой местный констебль, Таннер, остановил одну женщину по дороге в Харли и попросил ее, чтобы она передала Джефферсу, чтобы он немедленно ехал сюда и сообщил мне об этом. У него не было автомобиля, и он приехал на велосипеде.

— А где лошадь?

— Ничего не сказано о лошади. Вот почему я склонен считать, что это не Уолш. Если он загнал кобылу, то уж не постеснялся бы украсть еще одну.

«Почему он шел пешком? Потому что и начал путь таким образом…» — громко сказал Хэмиш.

Остальную часть пути они проехали молча. На дороге уже появилось множество повозок, телег, в этот ранний час люди отправлялись работать на поля или вели коров на пастбище. Двое мальчишек по дороге в школу, смеясь, подгоняли пару гогочущих гусей и с хохотом разбежались, когда гусь внезапно повернулся и с шипением перешел в атаку. Блевинс крикнул в окно автомобиля, чтобы они прекратили безобразие и немедленно отправлялись в школу, оставив гусей в покое. Мальчишки неохотно повиновались.

— Перед войной такого бы вы не увидели, — заметил Блевинс, — выросло совершенно дикое поколение, запомните мои слова.

Такое мнение звучало рефреном сейчас по всей Англии.

Достигнув окраин Харли, они вскоре увидели поджидавшего их фермера в плисовых брюках, заправленных в сапоги, толстом зеленом свитере с бахромой по краю и в старой шляпе.

— Инспектор Блевинс? — крикнул он, когда автомобиль замедлил ход. — Доктор был и уже уехал. Поезжайте прямо по этой дороге, потом повернете налево, спустя полмили увидите ворота на ферму.

Дом фермера стоял лицом к холму, на травянистом склоне которого паслись белые овцы, их спины освещали первые лучи солнца, которое еще не показалось из-за гребня.

Дорога теперь сузилась настолько, что по ней могла проехать лишь телега, и по машине застучали засохшие головки поздних цветов. Через несколько минут они увидели широко открытые ворота фермы. Дорога теперь вела на холм, огибая рощицу молодых деревьев. Блевинс проехал ярдов пятьдесят и скоро заметил примятую траву, место, где, видимо, побывал доктор. Дальше колея была непроходима для автомобиля.

— Не хотел бы я тут застрять, — сказал Блевинс, останавливаясь.

Они вылезли и молча прошли к кучке деревьев. Там их поджидал констебль. Блевинс дышал громко и прерывисто, и, взглянув на него, Ратлидж увидел его напряженное посеревшее лицо. Вдруг он начал тихо ругаться, видимо пытаясь снять стресс.

Констебль, поеживаясь от утреннего холода, дотронулся до козырька, приветствуя Блевинса, потом кивнул Ратлиджу.

— Констебль Таннер, сэр, — представился он, — взгляните сами. Доктор сказал, что он мертв, сейчас пригонят телегу с фермы, чтобы его забрать.

Блевинс остановился, не в силах идти дальше.

— Кто там, черт побери?

— Это Уолш, сэр. Он лежит за деревьями. Не знаю, как давно он мертвый, нашли незадолго до рассвета, но, судя по тому, что его одежда не успела промокнуть, не так уж давно.

За деревьями шел уклон, и примерно в десяти футах от вершины они увидели распростертое тело мужчины. Ратлидж сразу понял, что это Уолш, трудно было не узнать. Подойдя, взглянул на страшную рану на голове: сомнений не было, что он мертв. Но тем не менее все-таки опустился на колени и пощупал пульс на шее.

Рука была ледяная, пульса не было. Гигант Мэтью Уолш, казалось уменьшившийся в размере, лежал на мокрой траве, никому не страшный и даже жалкий. Ратлидж вспомнил слова доктора Стивенсона об отце Джеймсе. Когда дух покидает тело, оно становится обезличенным.

Блевинс остановился за его спиной, глядя на своего сбежавшего узника. Ратлидж поднялся, а Хэмиш произнес: «Он умер мгновенно. Как ты думаешь, что произошло?»

Ратлидж не ответил. Таннер, заглядывая в лицо инспектора Блевинса, переминался с ноги на ногу и ждал, когда старший по званию заговорит.

Наконец Блевинс произнес неузнаваемым, сдавленным от переполнявшего его бешенства голосом:

— Я так хотел видеть, как его повесят!

Все молчали некоторое время. Потом Блевинс сказал:

— Ладно, Таннер, расскажите, что вам известно.

Таннер, молодой худой парень, моргнул виновато, как будто он убил Уолша:

— Взгляните туда, сэр. — Он отвел их немного в сторону и показал на железный кружок в траве. — Смотрите, подкова. И я нашел след лошади тут неподалеку.

Блевинс что-то проворчал и присел на корточки перед подковой.

— Продолжайте.

— Я считаю, сэр, что он не собирался ничего предпринимать по этому поводу, я имею в виду подкову, потому что был на открытом месте, на холме, а все фермеры встают рано, и он боялся, что его увидят. Он отвел лошадь под прикрытие деревьев и решил посмотреть, можно ли продолжать путь верхом или надо искать другую лошадь.

— Да, это не лишено смысла, — согласился Блевинс.

— Уолш приподнял заднюю ногу лошади, чтобы осмотреть, она вырвалась, он попытался снова, тогда она ударила его копытом по голове.

— Откуда вы знаете?

— Трава примята немного, так, как будто он топтался, пытаясь ее удержать на месте и заставить стоять смирно.

Блевинс наклонился, разглядывая траву.

— Может, это доктор или вы сами?

Констебль держался своей точки зрения.

— Нет, сэр. Доктор сказал, что такой тяжелый удар сразу проломил череп и убил его. На дюйм ниже, и сломалась бы челюсть, тогда это было бы не смертельно. Дюйм выше — получил бы тяжелое сотрясение. — Таннер, видимо, повторял слова доктора. — И очертания раны говорят, что удар нанесен копытом, другого объяснения нет.

— Наверное, так и было, — сказал Блевинс бесцветным голосом. Кажется, ему было все равно, как умер Уолш. Главное — Силач обманул его ожидания, и теперь инспектор старался как-то с этим смириться.

— Доктор сказал, что, когда тело доставят к нему в прозекторскую, он посмотрит, нет ли в ране травы, — добавил Таннер равнодушно, он привык к трупу, пока дежурил около него.

Ратлидж окинул взглядом склон холма, дорогу внизу и фермерский дом. Из трубы вился дымок. Фермер в плисовых штанах запрягал двух лошадей в телегу, чтобы ехать к ним за трупом.

— Я бы не считал, что все на этом кончено, — сказал он.

— Но это единственное объяснение. — Таннер понял его по-своему. Приезжий инспектор сомневался в его выводах: если это была чужая лошадь, убитый не знал к ней подхода, мог обозлиться из-за подковы и был с ней груб.

Ратлидж снова подошел к телу, опустился на колени и внимательно посмотрел на лицо Уолша. На нем застыло выражение удивления. Он стал разглядывать рану.