разливающийся во все стороны от солнечного диска. То же самое нужно бы­ло обеспечить и на «Хлопковом поле» Абдурахманова. Там лампочки имитировали движение воды в арыках. Несмотря на всю примитивность идеи бегущего света, его реализация была профессиональным секретом хапуг, оформлявших Москву по праздникам. Специальной аппаратуры для управления бегу­щим светом не было, и проверить его эффект можно было лишь на реальной установке. Все зависело от характера че­редования включающихся лампочек. Единственная брошю­ра, выпущенная на эту тему, содержала заведомую дезин­формацию. Праздничная иллюминация делалась в рекордно сжатые сроки, когда не бывает времени на эксперименты, и если бы кто-то новый попытался вылезть конкурентом, он не успел бы наладить свою дорогостоящую установку и прова­лился бы. А иллюминация давала сказочные доходы.

Главным инженером ПТМ был Вишневский, маленький энергичный еврей, похожий на орангутанга. Попал он туда и был вовлечен в систему коррупции не по своей воле. В лучшие времена он был завпроизводства первого ракетного завода в Москве, главным конструктором которого был сын Берии Сергей, а директором — Елян. Он был толковым про­изводственником, но его уволили в начале 1953 года.

Вишневский тяготился выставкой и с грустью вспоминал прошлую работу. Ко мне он относился с симпатией, однажды пригласил к себе домой и потом жаловался на бездельника-зятя.

Главным электриком ПТМ был Позин, тоже еврей, с серь­езным и умным лицом. Как он туда попал, не знаю, но это был бессовестнейший хищник. Я, будучи sancta simplicitas[28], явно стал ему мешать, и он решил меня выжить. В самом де­ле, я не делился деньгами ни с ним, ни с Моисеевым. Я был также помехой для привлечения со стороны тех, с кого Позин брал взятки.

Через месяц-два после своего прихода он откровенно сказал мне, что я здесь мешаюсь, но я намека не понял.

Как-то я порекомендовал ему своего приятеля на работу по совместительству, на что Позин, интеллигентно улыбнув­шись, спросил:

— А с ним коммунизм можно строить?

— Конечно! — не понял я вопроса, ибо не знал, что на жар­гоне хапуг коррупция называется «строительством коммуниз­ма».

Позин и Моисеев спелись, отрезали меня от новых зака­зов, не подписывали чертежи, терзали по каждому поводу. За­работки мои резко снизились.

80

Если бы в Албании проводились конкурсы красоты, Ли­ри Белишова вполне серьезно могла бы претендовать на то, чтобы стать мисс Албании, и, кто знает, каковы были бы ее шансы на звание мисс Универсум. Но, к сожалению, Лири Белишова не удовлетворяла условиям конкурса красоты. Она была замужем. Более того, она занимала высокий пост члена Политбюро Албанской партии труда. Вряд ли можно сомне­ваться в том, что ее внешние данные сыграли в этом нема­ловажную роль. Но эти же данные, как можно предположить, были и причиной ее преждевременной гибели. В 1959 году после посещения СССР она была внезапно арестована и рас­стреляна по приказу Великого Вождя Албанского народа Энвера Ходжи. Более того, это случилось, судя по докладу Хрущева, во время 22-го съезда партии, когда она была бе­ременна. Я видел Лири Белишову только один раз, вдобавок издали, но при особых обстоятельствах.

Среди прочих дел я работал над созданием самого гран­диозного проекта ВДНХ — «Карты СССР» — в главном па­вильоне. Это было сооружение с несколькими десятками ты­сяч лампочек, изображавших промышленные объекты на тер­ритории СССР. Лампочки эти зажигались в три очереди, ос­вещая страну 1913, 1959 и 1970 годов. Одновременно вклю­чались четыре кинопроектора. Лично я был ответственен за одновременное звуковое сопровождение карты на четырех языках. Вся аппаратура управления была скрыта в отдель­ном помещении необъятного подвала. Ее соединяло с картой около тридцати километров проводов.

Работа над картой началась, как всегда делается в Союзе, поздно, и за несколько дней до ее сдачи трудно было пове­рить, что она будет готова.

Да собственно, что означала ее сдача? 25 июня на ВДНХ должен был явиться Хрущев со всем правительством... Ста­ло быть, в четыре часа этого дня все должно было работать, как часы. Иначе... иначе, как недвусмысленно заявил нам ми­нистр Юрий Евгеньевич Максарев, председатель Государ­ственного Комитета по науке и технике, а также председа­тель Главвыставкома, нам пришлось бы давать объяснения на Лубянке. То же самое подтвердила и Фурцева. Но главным текущим надсмотрщиком был все же директор Главного па­вильона Рылик, номенклатурный работник ЦК.

За неделю до сдачи стало ясно, что спать уже времени нет. Все были усталые, нервные, обозленные.

— Иду спать в бамбук! — неожиданно объявил незнакомый работяга, делая ударение в слове бамбук на первом слоге.

Неподалеку, в павильоне «Грузия», была небольшая бам­буковая роща.

— Никите Сергеевичу бородавку убирал.

— Бородавку?

— Я ретушер по правительственным фотографиям.

Не будучи в состоянии больше говорить, правительствен­ный ретушер удалился.

Близился заветный час. Накануне карта с тысячами реле, со звукозаписывающей аппаратурой и кинопроекторами еще не была даже опробована. Но уже приходила кремлевская охрана, составила список тех, кто получал право доступа в павильон во время посещения правительства. Карту, наконец, осмотрел цензор Главлита. Ему удалось выявить оплошности. Во-первых, некоторые лампочки отражали промышленные объекты, не упомянутые в центральной прессе и официальных справочниках, а во-вторых, он решил, что некоторые точки слишком уж отражают местоположение промышленных объ­ектов, так что враг, пожалуй, сможет использовать нашу кар­ту как источник разведывательной информации. Чертыхаю­щимся электрикам пришлось отключить десятки лампочек, а макетчикам — для дезориентации врага — срочно смещать некоторые лампы и заделывать образовавшиеся отверстия.

Лишь утром, часа в четыре, удалось, наконец, «прогнать» всю карту. К счастью, все оказалось благополучно. На круг­лом пульте карты стояли с трудом заказанные телефонные концентраторы. Нажимая одну кнопку, можно было слышать в телефонной трубке английскую речь, нажимая другую и третью — немецкую и французскую. Была, разумеется, и русская кнопка, но в зале гремел голос Левитана, так что русскую кнопку русскому можно было нажимать только из любопыт­ства.

После первого удачного опробования карты мы решили не играть с судьбой и оставить все как есть до прихода прави­тельства. К полудню павильон был оцеплен.

К своему удивлению, я вдруг заметил, как в подвал ввозят кухонную плиту... а затем ящики со странными бутылками необычной формы, — по объему примерно четвертинки, но об­витые проволокой. Как потом мне объяснили, правительство не пользуется обычными бутылками, чтобы избежать отрав­ления, а для откупоривания имеются специальные отмычки, в распоряжении особого лица.

Однако кремлевская охрана, оцепившая подвал, не дала мне возможности познать тайны кремлевской кухни более глубоко.

В Главном павильоне, как и в ряде других мест, например, в Большом театре, где время