— А сколько теряли раньше? — поинтересовался неугомонный Улан.

Князь поморщился, но честно ответил, что обычно каждого воина Тевтонского ордена приходилось разменивать на трех-четырех литвинов. Это самое малое, и при особо удачной засаде. Бывало, и на пятерых-шестерых воинов. Случалось, счет доходил и до десятка. При поражении же потерь и вовсе не сосчитать.

Спустя час его слова, сами того не подозревая, подтвердили догнавшие воинство Кейстута остатки отряда Сударга, оставленного князем в засаде подле волчьих ям, вырытых накануне ночью на пути из Рагнита в Христмемель. Вернулось из сотни около двух дюжин. Задачу свою они выполнили, сумев изрядно задержать крестоносцев, потерявших не меньше десятка воинов, но тем не менее назад тевтоны не повернули и продолжают погоню. И отряд у них солидный. Не менее двухсот всадников.

Услышав о количестве преследователей, Сангре с удивлением покосился на помрачневшего Кейстута и с трудом удержался от ехидного комментария, но чуть погодя припомнил его откровения касаемо потерь самих литвинов. Тогда получалось и впрямь много, особенно с учетом того, что четыре пятых всех пеших воинов, изображавших ложный штурм Христмемеля, вовсе не были таковыми. Помня слова Петра, что сражаться им не придется, Кейстут обеспечил массовость просто: собрал все мужское население, проживавшее подле Бизены, и приставил к ним опытных бойцов. Настоящих же воинов у него насчитывалось от силы тысяча. Но это до штурма замка. Теперь их число поубавилось с учетом потерь в отряде Сударга до восьмисот.

Внешне Кейстут оставался невозмутим и лишь потемневшие до фиолета зрачки глаз выдавали его опасения.

— Остается надеяться на ваши хитрости, — хладнокровно заметил он Петру с Уланом.

— Они помогут, — заверил Сангре. — Но при обязательном условии: ни в коем разе не высовываться из укрытий.

— И как бы все удачно ни складывалось, не лезть в атаку, — добавил Улан.

— Об этом можно не беспокоиться, — отмахнулся Кейстут. — Все десятники и сотники предупреждены крепко-накрепко.

Рыцари заметили отступающих литвинов, точнее, хвост от их обоза, в версте от очередной лесной опушки. Крестоносцы радостно взревели, предчувствуя веселую рубку, а меж тем возницы последних саней продолжали отчаянно нахлестывать коней. Казалось, цель близка. И ландмейстер Пруссии[43] Фридрих фон Вильденберг, скачущий впереди всех, осадил коня и отдал приказ немедленно пересесть с походных лошадей на боевых. Небольшая минутная остановка позволила литвинам на санях чуть оторваться от погони, но ненамного — видно, их кони изрядно подустали.

Ландмейстер зло усмехнулся, предвкушая грядущее удовольствие от славной рубки вражеских голов, и еще раз порадовался тому, что прислушался к сообщению Дитриха, на днях известившему руководство ордена о возможном нападении со стороны Литвы. И не просто прислушался, но спешно выехал на помощь рыцарям замка Христмемель. Исполняющий обязанности великого магистра — Фридрих и был-то назначен капитулом на эту должность, пустующую вот уже семь лет, чтобы кто-то руководил орденом вместо смещенного Карла фон Трира — он сейчас предвкушал возможность проявить себя, лично покарав наглых дикарей-язычников. Об осторожности ландмейстер не помышлял. Во-первых, он никогда не был полководцем — его предыдущей должностью была «великий госпитальер», чьей главной задачей являлась забота о больницах и госпиталях ордена. Ну а во-вторых, его сильно отвлекали мысли о том, как половчее составить сообщение в Авиньон о славной победе ордена, разумеется, выставив себя как руководителя ордена, пускай и временного, в самом выгодном свете. Конечно, выбирает нового магистра капитул, но если римский папа выскажет свое мнение, то вне всяких сомнений оно будет учтено выборщиками. А в том, что победа будет, он ни на миг не сомневался.

На самом же деле последние пять саней, замеченные тевтонами, служили приманкой, чтобы преследователи раньше времени ничего не заподозрили. А в лесу, буквально в сотне метрах от опушки, крестоносцев подстерегала ловушка — упрятанные под снегом рвы.

Было их аж три, благо, время позволяло, поскольку рыли три дня. И расположил их Улан не абы как, но четко рассчитав, чтоб не угодивший в первый, непременно попал во второй, в крайнем случае — в третий. Извилистый проход между ними с двумя резкими поворотами был устроен столь коварно — нипочем не догадаться, как надо ехать. Пришлось даже устраивать подстраховку, огородив его красными флажками и веревкой. Позже их снимали ехавшие на последних санях. Они же заметали санные следы раскидистыми еловыми лапами.

Полностью скрыть проход нечего было и думать, но Улан посчитал, что в азарте погони никто особо не посмотрит, почему тут снег истоптан, а там нет. И теперь все лучники застыли за небольшими сугробами, располагавшимися за третьим рвом.

Сработала ловушка как нельзя лучше. В нее угодили все, кто находился впереди, включая и бывшего госпитальера. Кстати, в последнем рву очутились всего два всадника — остальным хватило первых двух.

«Вторая волна», конечно же, видела, что происходит впереди, да и сами рвы уже не были тайной, злорадно зияя черными зевами в предвкушении новой добычи, но разгон оказался слишком велик, чтобы успеть остановиться. А кроме того, несущихся в атаку боевых громадин фризской породы вообще никто не обучал таким кульбитам, как резкое торможение.

Лишь у некоторых рыцарей хватило ума понять, что останавливать лошадь бесполезно, а надо, наоборот, ускориться и, вонзив в коня острые шпоры, послать его в прыжке через первый ров. Ну а далее, оказавшись на узком, в полтора метра шириной перешейке, попытаться вернуться обратно. Но лучники не останавливали стрельбу ни на секунду, да и арбалетчики разили отступающих крестоносцев в спины.

Словом, из второй волны уцелел от силы каждый третий из числа успевших грамотно отреагировать. Те, кто не сообразил, присоединились к своим товарищам, стонущим на дне рвов. В целом же потери оказались ужасными — не менее половины всего отряда.

Вдобавок, едва крестоносцы отступили, как обозначившийся проход через третий ров оказался заблокирован несколькими заранее подрубленными соснами, и литовские лучники мгновенно расположились за этой баррикадой.

Сгоряча рыцари решили попытаться обойти заслон по заснеженному лесу, но им не позволили сместившиеся на фланги Улан с Петром, возглавившие каждый по десятку арбалетчиков (все, что имелось у Кейстута). Немного, конечно. Но если учесть, что стреляли они не куда попало, а старательно выискивая стыки между доспехами, их хватало. А времени для тщательного прицеливания было в достатке, поскольку срубленные сосны тянулись на добрую сотню метров в каждую сторону и пробраться через них на конях не представлялось возможным — исключительно пешими.