Впрочем, тут же поморщился, посмотрел на ладонь и, зачерпнув другой рукой снег с обочины, принялся брезгливо вытирать пальцы, коснувшиеся крестоносца.

Улан переводил хорошо и, помимо Пушкина с Евросоюзом, текст перевел практически дословно. Но добил Дитриха не он, а именно та отчетливо заметная на лице Петра брезгливость, с которой он вытирал пальцы руки. Пальцы, коснувшиеся плеча фон Альтенбурга.

Дитрих передернулся и что-то пробурчал.

— Ему нечего сказать, ибо он почти ничего не знает, а жалкие скудные обрывки его познаний все равно навряд ли заинтересуют его мучителей, — перевел Улан.

— Уже лучше, — одобрил Петр. — Но, как я понимаю, ты охотно готов поведать нам то, чего не знаешь, в смысле свои жалкие скудные обрывки? — и, дождавшись от комтура крайне неохотного, но тем не менее утвердительного кивка, подмигнул другу, мол, все — клиент поплыл, созрел и готов расколоться, а потому настала пора поменяться местами.

Сам он, не желая мешать, покинул сани, перебравшись в седло лошади. Но увесистую флягу с вином оставил на соломе, указав на нее Улану. Мол, предложи комтуру выпить, чтоб язык развязался еще больше. Тот одними глазами дал понять, что все понял. А спустя час, вновь забравшись в седло, нагнал Петра и сообщил, что выжал из пленника все возможное.

Как оказалось, Дитрих лгал и на самом деле знал достаточно много. Не о выкупе, нет. Тут решение принимало руководство ордена в Мариенбурге, откуда и прикатили в спешном порядке оба инквизитора. Где смастерили фальшак, он тоже понятия не имеет, равно как и чья это была идея.

Да и далее, когда Бонифаций уже был привезен в Христмемель, он, будучи изначально уверенным в его невиновности, отнесся к затее с пыткой рыцаря весьма неодобрительно и не скрывал этого. Однако инквизитор в ответ на его негодование заявил, что не имеет времени куда-то вывозить испанца, а что до его полномочий, то вот. И он выложил на стол еще одну грамотку от римского папы. И грамотка эта, судя по золотой печати, имела статус чуть ли не на уровне буллы, то бишь официального указания всем добрым католикам повиноваться и помогать ее предъявителям. Словом, не подискутируешь. Он и не пытался.

Улан сделал паузу и многозначительно произнес:

— А теперь слушай самое главное, что он мне сообщил…

Оказывается, до пленения комтура Христмемеля (фон Альтенбург до сих пор считал, что он еще жив, но находится в плену) Дитрих был обычным братом-рыцарем, пребывавшем в замке Рагнит. Именно туда и прибыли инквизиторы, потерпев неудачу с получением в свои руки Бонифация. Приехали они не за испанцем, да и пробыли в замке недолго, всего сутки, наутро отправившись далее. Но великий капитул ордена, очевидно на радостях, что они уезжают, выдал им бумагу, обязав комтура Рагнита выделить им в качестве сопровождающих двух рыцарей и восемь сержантов. Выбор пал, в числе прочих, на Дитриха.

Путь они держали вначале на запад, в Мазовию, к черскому князю Тройдену, чьи земли граничили с Галицко-Волынским княжеством. Да и сам князь, судя по обрывкам монашеских разговоров, доносившихся до рыцаря во время их путешествия, интересовал их исключительно по причине своего родства с соседями-схизматиками[42]. Потому оно Дитриху и запомнилось, что показалось весьма странным: ну какие могут быть дела у инквизиторов с православными князьями.

Далее дороги инквизиторов разошлись. Толстяк фра Луис Эспиноса взял курс на юго-запад, в сторону Великой Польши, а тощий фра Пруденте Перес в сопровождении все того же Альтенбурга и еще нескольких человек направился в Галицко-Волынское княжество.

— Слушай, а он туда, часом, не по поводу кузины моего Бони намылился? — осенило Петра.

— Я тоже подумал, что судя по всему именно из-за нее, — кивнул Улан, — но инквизитор, как ты понимаешь, Дитриху о целях своей поездки не докладывался, а на пятый день пребывания на Волыни вообще отпустил свою охрану обратно. Словом, зачем он туда ездил — загадка.

— Догадаться несложно, — усмехнулся Петр. — Сдается, они хотели уговорить ее как порядочную католичку помочь им вырвать у двоюродного братца все его секреты. Есть и другой вариант — ее тайный вывоз на территорию Тевтонского ордена или в какое-нибудь из польских княжеств, а затем шантаж Бони — мол, твоя кузина останется жива только в случае, если ты расколешься. Но судя по пыткам, у них с мадам ничего не вышло. Та оказалась умна и отказалась поехать с ними добровольно, а вывезти ее насильно… — он покачал головой. — Не понимаю, на что они рассчитывали. Провернуть такую операцию втихую без содействия местных властей невозможно. А там, как ты говорил, сидит православный князь. И с какого-такого перепуга он стал бы помогать латинам, кои его злейшие враги.

— Ошибаешься, — сокрушенно вздохнул Улан. — Я тут Дитриху кое-какие вопросики задал насчет их взаимоотношений с южными соседями, и он, очевидно посчитав, что здесь тайн никаких нет, оказался весьма словоохотлив. Так вот во-первых…

Сангре слушал и лицо его все больше мрачнело. Было с чего. Оказывается, не далее как полтора года назад, великий магистр Тевтонского ордена заключил договор с галицко-волынскими схизматиками, в котором последние обещали защищать орден от ордынцев и прочих врагов, покуда это им будет возможно. Подписали его оба сына покойного короля, то есть и младший, Лев, сидящий в Галиче, и старший, Андрей, что во Владимире-Волынском.

Мало того, они просто продлили военный союз, а заключил его некогда с крестоносцами еще их батюшка Юрий I Львович, принявший титул короля Руси.

— А почему не великих укров? — возмутился Петр. — Он что, учебников украинских не читал?

— Наверное, — усмехнулся Улан. — Но ты слушай дальше. Оказывается, у галицко-волынских правителей не с одними дойчами вась-вась, но с католиками вообще. Это у них по наследству такая политика ведется, еще со времен Даниила Галицкого.

— Да ты что?! — охнул Сангре. — Нет, я чего-то читал насчет короны. Ее вроде Даниилу римский папа всучил, но…

— Ты читал, а я только что у Дитриха подтверждение этому получил. И не только этому. Оказывается, папа запретил Тевтонскому ордену не то, что захватывать земли, принадлежащие Даниилу и его брату, но даже покупать их. Табу наложил. Понятно, что не за просто так. Даниил хоть в конечном итоге и отказался идти под руку римского папы, но монастыри католические строить на своих землях разрешил, как мужские, так и женские. Он тогда и самый первый договор заключил с тевтонами насчет раздела ятвяжских земель.

— И как?

— Добросовестно воевал, но крестоносцы его потом кинули.

Петр весело хмыкнул.

— Узнаю простодушную Европу и ее честных обитателей. Но ты что-то отвлекся, в историю полез. Давай ближе к дню сегодняшнему.

— А оно так связано — не разорвать, — развел руками Улан. — Вот смотри: в свое время тот же Даниил женил своего сына Льва на дочке венгерского короля и в православие дамочка не переходила. Теперь понимаешь, почему покойный батюшка нынешних князей всю свою жизнь относился к католикам с большой симпатией?