– «Дурень», давайте данные непрерывно, черт с Мятой вас дери! – рявкнул он в микрофон. – Быстро!

Из передатчика вновь пошел поток устной информации, а табло-дисплей усиленно замигало. Затем не меняя тона из динамика сказали:

– «Малиновый фон». Повторяю: «малиновый фон».

– Сеть! – тихо скомандовал бас-сержант Лемб.

И сразу третий помощник дернул шнуры, хитро соединенные с пятнистой, маскировочной сетью, и пошел занавес, демонстрируя миру маленький неприятный сюрприз.

Лемб вновь склонился над шкалами вводя поправки. Все остальные молчали. Лемб дал знак рукой и все приоткрыли рты опасаясь звукового удара.

И шарахнуло... И снова, снова, и снова.

А потом Лемб поднял руку вверх, тормозя ритмичный процесс и глядя на дисплей, потому что плохо слышал динамик. А остальные замерли, как в пантомиме на середине движения.

И снова перемещение сошек: все понимают команды жестами. И снова регулировка шкалы. И пошла в воздух следующая мина в неизвестную даль, за холм. И раскрытые рты, и пот, и копоть, и следующий ящик с зарядами, и коробка с детонаторами, и уходят, уносятся за холмы оперенные стрелы, соблюдая железный ритм. И придвинутый к уху динамик, напряженное внимание. И снова перемещение сошек, теперь уже без отвлечения на табло – пошла в ход чистая интуиция. И еще ящик с зарядами. А затем быстрые, мгновенные сборы. А ящики, пустые и полные, и рация, и все что не нужно – все в большую груду, и мина с часовым детонатором сверху на куче. А они уже бегут: миномет разобран, он на плечах у всех понемногу. Наверное попали, но обсуждать некогда, бас-сержант пока молчит – боится сглазить, и надо делать ноги.

Пока сравнительно легкие агрегаты прорывались в город с юго-востока, тяжелые четырехгусеничные машины элитной дивизии «Магнолия», снабженные атомной силовой установкой, родившиеся на свет для многосуточных танковых сражений, съехали с гигантских многоколесных прицепов и, не торопясь, придвинулись к городу с востока. Старинное стекломильметоловое покрытие, по которому некогда носилось несчетное множество электромобилей, трескалось и брызгами выстреливало из под гусениц. Бронированные гиганты такого класса еще никогда не передвигались по этому городу. Неспешность была их технической чертой характера, первоначально заложенной в конструкции, им не нужна была несерьезность и подвижность легких бронетранспортеров, они были готовы стойко перенести воздушную ударную волну атомных взрывов и подкалиберные бронебойные снаряды. В этом городе у них не имелось достойных противников, поэтому их продвижение скорее напоминало парад. Находящиеся внутри экипажи, состоящие из пятнадцати человек, пытались обмениваться шуточками, насколько позволяла шумовая составляющая движения. Нервничали только рулевые, уж слишком узки были эти улицы пригородов, но ближе к центру столицы они надеялись выбраться на широкие автострады и площади. Танки были довольно высоки, но окружающие здания, конечно, превосходили их – обзор был ограничен, как не вертели командиры свои перископы. Их оставшиеся в тылу начальники не являлись полными дураками, они понимали, как элементарно заблудиться в большом незнакомом городе, поэтому в каждом танке находился прикомандированный офицер особой полиции, он сидел в кресле корректировщика огня. Такая должность была необходима в танке, так как боевая машина имела пять орудийных и огнеметных башен.

* * *

– Вот они, – сказал Лумис, наблюдая в бинокль.

Отсюда, с огромной высоты, танки казались совсем игрушечными и двигались они по игрушечным улочкам. Лумис доложил в штаб о противнике, хотя там, ясное дело, были в курсе дела.

– Вы готовы? – спросили оттуда по рации, хотя тоже знали ответ.

– Мы готовы, – ответил Лумис, продолжая наблюдать за бронетехникой движущейся по трем параллельным улицам.

– Взрывайте здание.

– Давай, Карбан, – обратился Лумис к сухощавому пареньку, – делай свое черное дело.

– У нас в запасе пять минут, – произнес тот и повернул рубильник.

– Сматываемся! – распорядился Лумис.

– Я никуда не пойду! – внезапно ожил в углу астроном, он уже давно оборвал свою лекцию и уже много часов сидел уставясь в одну точку, доказывая своим видом изотропию Вселенной – равноценность любого направления наблюдения.

Лумис встал, схватил под мышку старика и побежал, прыгая через ступеньку, к ожидающему дирижаблю.

Они успели отлететь достаточно далеко, когда «Восточная Башня» беззвучно осела, а затем стала заваливаться набок. Она валилась и валилась. Создавалось впечатление, что она удлиняется на ходу: человеческое зрение по разному воспринимает вертикальные и горизонтальные размеры. Старик заплакал, тихонько как ребенок, а потом их настигла ударная волна.

* * *

После нескольких проб, явно бесполезных, четырехгусеничные машины прекратили попытки преодоления преграды. Генерал Балифан, командующий дивизии «Магнолия» лично наблюдавший за этими импровизациями младших командиров на изображении, передаваемом с патрульного дирижабля, был в растерянности. После подрыва линии небоскребов, эта сторона города стала непроходима для танков. Он мог своей властью дать распоряжение отойти, хотя это было тяжеловато: громадные машины кое-где ели-ели помещались на узковатых улочках и развороты там были затруднены, но проблема была не в этом. Как он посмотрит в глаза командующему ударных наступательных сил (КУНСу) Баркапазеру, не выполнив задание. Просто так взять и передать славу пехоте, которая вот-вот прибудет из района Патинелии, и плюнуть на карьеру. Его коллега – генерал Лако уже обделался, подвели его «Абакуры», лететь ему с должности за плохое моральное состояние личного состава. Но «Абакуры» танки легкие, по сравнению с его железом, а если отступит «Магнолия», стыда не оберешься.

«Держать завоеванные позиции!» – приказал он своим командирам и шестьсот танкистов, вместе с представителями особой полиции, остались на ночь в городе не прикрытые пехотой.

* * *

– Можно нанести по ним удар нейтронной бомбой, – предложил реваншист Габар, – Не обеднеем, растратив одну.

– Уймитесь, коллега, – осадил его Баллади, после взятия Дворца он приобрел большой вес в Малом Совете. – Мы не для того брали город, чтобы стереть его с лица Геи.

– Это даст им наглядный урок, – не унимался Габар. – Больше к нам не сунутся, – он видимо хорошо помнил к какой организации принадлежит, все-таки обозначение «вурдалаки» хоть и «черные» к чему-то обязывало.

– Все равно сунутся. Применив бомбу по попавшим в ловушку танкам, да еще, наверное, из-за дурости штаба, мы можем испортить отношения с армией. Мы ведь делаем революцию, как-никак, и надо стараться по возможности проявлять гуманность. Если мы прикончим этих ребят, да еще столь варварским способом, любой солдат Империи будет пылать к нам ненавистью, это я говорю как человек часто нюхающий порох.

– Можно попробовать просто напугать их такой возможностью, – подал голос Кимби – старший представитель «орхидеев». – Обидно, все-таки, упустить возможность разбить почти целую дивизию, да еще элитную.