он относится к ней так, будто она достойна любви. Если бы только она знала, что такая доброта возможна, что она когда-нибудь почувствует себя достойной этой доброты, то, наверное, вела бы себя осторожнее в молодости. Она воображала себе, как представит его Гасту, воображала, как они вдвоем придут на свадьбу к Гасту и Сюзанне. Что она думает о том, какая будет жизнь после ноября, сможет ли она забеременеть в сорок или сорок один.

Она знает, что ей прощается больше, чем другим, потому что она китаянка. Роксана говорит, что особенно достается цветным. При этом не имеет значения, отвечают они на флирт или нет. Роксана не желает слушать о проблемах Фриды с Бобовым Стеблем или Сюзанной. Она говорит Фриде, что та должна прекратить свое нытье по поводу женщины Гаста.

— И не нуди мне больше про кольца с бриллиантами, — говорит она.

Матери Роксаны становится хуже. У нее обезвоживание и снова развилась инфекция мочеполовых путей.

— Мне хочется завернуть ее в пузырьковую пленку, — говорит Роксана.

Соседи и друзья помогают, но это совсем не то, что ей нужно. У ее матери иммунная недостаточность. Проведет час в комнате ожидания доктора или сходит в аптеку — и на тебе, уже заболела. Что, если ее матери станет хуже, а Роксане никто не скажет? Что, если ей придется лечь в больницу?

Все дни Роксана сидела за обедом за одним столиком с Мерил и Колином. Ее влюбленность в Мерил стала более сильной и иррациональной. Каждый вечер она упорно спрашивает, есть ли у нее, по мнению Фриды, шанс. Мерил порвала с зеленоглазым охранником. Она собирается порвать с отцом Оушн, но ждет, чтобы сказать ему об этом лично.

— Мерил для тебя не подходит, — говорит Фрида Роксане. — Нам остается всего три месяца. Ты и сама это знаешь.

Фрида пыталась вразумить Мерил насчет Колина, но та и слушать ничего не хотела. Колин не хочет, чтобы Мерил продолжала дружбу с Фридой. Он все еще бесится, вспоминая день экзамена. Он сказал, что если бы Фриду и в самом деле волновала судьба чернокожих в Америке, то она бы позволила ему выиграть. Мерил сказала Фриде, что она впервые в жизни чувствует себя по-настоящему счастливой. Счастливее, чем когда родилась Оушн. Счастливее, чем когда познакомилась с отцом Оушн. Они с Колином будут рассказывать эту историю их будущим детям. Любовь в месте, где нет надежды[29].

— Как в той песне, — сказала Мерил.

Роксана больше не хихикает и не разговаривает во сне.

— Ты здесь? — спрашивает она, будя Фриду посреди ночи. Иногда она встает с кровати, садится рядом с Фридой.

Они по очереди чешут друг другу спины. Они говорят о ее матери, об Айзеке, который уже начал ходить. Его приемная мать купила ему первую пару ботиночек на жесткой подошве. Когда приемная мать попыталась показать Роксане во время воскресного разговора, как Айзек ходит, он не пожелал ходить.

— Что он вытворит в следующий раз? — спрашивает Роксана.

Фрида рассказывает про первые шаги Гарриет и первые слова, о том дне, когда Гарриет стала ходить, не падая. Она больше не помнит толком, что случилось в каком месяце.

* * *

Родители учатся спокойному и дружескому общению в ходе бесед с учителями, педиатрами, коучами, представителями власти. Фрида весь день чувствует на себе взгляд Таккера. Каждый раз, когда Таккер смотрит на нее, она ощущает, что становится красивее. Она уверена, что камеры могут различать этот пыл и румянец материнской любви.

Но она этим наслаждается. Ей хочется большего. Она не может позволить ему сделать ее слабой, но именно это, несмотря на ее лучшие намерения, и происходит. Ночью она представляет себе, как отдает дом своего разума и дом своего тела мужчине, который позволил своему ребенку свалиться с дерева. Она воображает их тела рядом в комнате без камер наблюдения.

Она не спрашивала у него, хочет ли он еще детей, не может спросить об этом здесь. Но ее родители заслуживают еще одного внука или внучки. Две семьи Гарриет должны быть симметричны. Ей хочется снова почувствовать, как толкаются ножки, она хотела бы снова пережить те месяцы, когда они с Гарриет были все время вместе, когда она считала толчки, почувствовать удары кулачков во время сна, реакцию Гарриет на ее теплые руки, их первые секретные коды.

Как-то за обедом, игнорируя предупреждение психолога, она садится за столик с Таккером и сообщает ему о том, что происходит дома.

Таккер озабоченно смотрит на нее.

— Ты все еще любишь его?

— Нет. Не думаю. Мне следовало радоваться за него. Я стараюсь. Будь я хорошим человеком, не эгоисткой, я бы радовалась. Ты все еще любишь свою жену?

— Бывшую жену. Ты можешь об этом не беспокоиться. Она моя семья. Но, послушай, я рад, что ты спрашиваешь.

Он сжимает ее плечи. Она отталкивает его руки. Он ставит правую ногу так, чтобы касаться ее. Она влажнеет. Она укладывает приборы на тарелке. Она не может посмотреть на него. Если посмотрит, то захочет к нему прикоснуться. Если прикоснется, ее жизнь будет кончена.

— Я не могу позволить себе отвлекаться, — говорит она.

— Я тебя отвлекаю?

— А как иначе можно это назвать?

Он пожимает плечами и говорит:

— Может быть, «любовь».

* * *

В следующее воскресенье Гаст и Сюзанна принимают ее воскресный звонок на террасе арендованного ими дома в Кейп-Мэй. На Сюзанне шляпа с широкими полями и черное бикини, почти не закрывающее ее веснушчатую грудь. Гаст загорел, он без футболки.

Фрида дает себе обещание не разрыдаться перед этой красивой парой, воспитывающей ее дочь. Она глазеет на бюст Сюзанны. У Сюзанны не будет никаких проблем с кормлением грудью. Ее ребенок начнет сосать сразу же. Молока у нее будет в избытке. Ей никогда не придется прибегать к смеси.

Ветер искажает их голоса. Личико Гарриет загорело. Ее волосы торчат мокрыми шипами. Гаст просит Гарриет повторить маме ее последнее смешное выражение.

— Луна — это мячик в небе.

Гарриет каждое слово произносит с нажимом. Когда Фрида перестает аплодировать, Гарриет показывает на экран:

— Мама, ты плохая.

Гаст и Сюзанна просят ее быть хорошей девочкой.

— Ты плохая, — говорит Гарриет. — Ты плохая, не люблю тебя.

На Фриду это производит сильное впечатление, она подавлена.

— Ты сказала, что сердишься на меня. Можешь рассказать мне об этом побольше? Я здесь. Я слушаю.

— Я расстроена. Я расстроена, потому что расстроена.

Фрида задает вопросы, которые допускают более свободные ответы, но Гарриет не отвечает. Фрида поднимает руку, сжимает кулак, но Гарриет уже забыла их новую игру.

— Я хочу на пляж. Не надо маму.

— Еще две минутки, —