себе не тянул на подарок, но в чувства тех, к кому я обращался, часто примешивалось злорадство, талантливому и отмеченному наградой парню банально завидовали! Не самое приятное открытие в людях, с которыми уже полтора года работал бок о бок!

Порядком разочаровавшись в человечестве, сунулся к Воронину, но наткнулся на запертый кабинет.

— Где шеф? — спросил у Угорина, проверив все возможные места.

— Уехал в Москву.

— О! Отлично! — при запрете на командировки уехать шеф мог по одному-единственному поводу, — Алексей Игоревич, а ты не знаешь?.. — начал я, но был перебит.

— Мишаня, доверься Димычу.

— Так то оно так…

— Доверься! — усилил интонацию Угорин, — Не надо своей самодеятельностью раздражать Потеевскую. Она вообще-то всем нам веселую жизнь устроить может.

— Ладно. Уговорил. Ждем шефа.

— А раз уговорил, то выметайся давай! Все равно никто толком не работал, так и нечего здесь ошиваться!

Предупреждению капитана я внял, но в общаге к Мишке все равно зашел, уже по инерции, правда. Не агитировать, а так, поплакаться на всеобщее равнодушие под водящееся в холодильнике пивко.

— Лось, ты хороший друг, но посмотри фактам в глаза, — огорошил товарищ, выслушав мое нытье, — Макс принес на аэродром конфеты. Мы с тобой не знаем — зачем, по каким причинам, что им двигало… Но! Есть отравленные ириски. Есть Макс, отдавший ириски летчице. Не надо плодить сущности, с вероятностью девяносто девять и девять, это одни и те же конфеты.

— Да зачем ему⁈ — сомнения Мишки в нашем общем друге резанули ножом по сердцу.

— Зависть.

— К кому⁈

— К тебе. Ты забыл, что Макс недолюбливает одаренных-иксов? Пока ты вел себя в рамках придуманных им ограничений, он твои искры игнорировал. Но стоило тебе начать зарабатывать ими звания и награды, как все вернулось на круги своя.

— Мишка, у нас с ним один и тот же орден!

— Но, как он считает, свой он заслужил умом, а ты свой — всего лишь анализом крови! К тому же в званиях ты всего за год неприлично подрос, и новое по слухам не за горами.

— Рыба, даже если мне после всего дадут майора, то это на долгие годы станет моим потолком! И знаешь, пока что минусы от орлов плюсы не перевешивают! — вспомнил я сегодняшний неудачный диалог у Потеевской.

— Мне-то ты что пытаешься доказать? — невозмутимо отреагировал на мой крик Мишка, — Я тебе ход мыслей Макса пытаюсь разъяснить.

Я бы отмел его слова, списав на ту же зависть, но свои доводы Рыбаков излагал спокойно, с полной убежденностью в их правоте.

— Вспомни, как вы с ним перед отпуском на летучке лаялись! — еще подбросил он дровишек в костер неуверенности.

С Максом мы, бывало, зарубались день через день. Исключительно по работе. Я знал, что хочу, он знал как. Но иногда наши знания вступали в конфликт, и тут мы оба упирались рогами. Мои лосиные часто проигрывали кудымовским, но если кто-то считал, что наши перепалки выливались во взаимные обиды, то глубоко ошибался. Я и сам по себе резкий, просто с годами стал понимать, где это нужно, а где нет. И в силу тех же прожитых лет прекрасно осознавал, что есть области, в которых двадцатипятилетний пацан может дать мне фору. И, не имея возможности ввиду официального возраста Масюниного тела напрямую дружить с Ван-Димычем, ум Макса ценил вдвойне, а на его замашки просто не обращал внимания.

— Хорошо, — успокоился я, окончательно поняв, что Мишка не на моей, точнее, не на Максовой стороне, — Допустим. Завидовал, ревновал, назови как хочешь. Зачем ему так подставляться?

— И все же ты хороший друг, я даже завидую. По-хорошему, разумеется! — грустно произнес бывший сосед (с этого вечера называть его ни другом, ни приятелем, не поворачивался язык), — Где он подставился⁈ Три человека экипажа мертвы. Твоя четверка уцелела исключительно чудом. Твое везение меня восхищает, если кто и мог выжить в той ситуации, то только ты, мне бы даже в голову не пришло спрыгивать в экзах. Но это же чудо! Одно на миллион! С такими шансами даже в лотерею играть никто не станет! Кто в здравом уме мог учитывать такую вероятность⁈ Никто! — сам себе ответил Рыбаков, — Наплюй и забудь! Прими как данность, что люди способны на подлости.

— Ладно, засиделся я у тебя, — отставил пустую бутылку, жестом отказываясь от новой, — Пойду, Инна ждет.

— Тушка-то скоро приедет? — для проформы спросил тезка, тоже отодвигая пиво и поднимаясь из-за стола, где мы сидели.

— Дня два-три точно не будет, а там выпустят.

— Инне привет.

— Передам.

Отсутствие шефа затянулось. Уповая на пробивную силу Воронина, я бездействовал, сосредоточившись исключительно на обучении, но ждал его приезда как не знаю кто. Вперед начальника прилетела Тушка. После травм Зайке еще полагался больничный, поэтому мы с ней расстались почти сразу по приезду. У меня рабочий день, а она, прикрываясь своим якобы беспомощным состоянием, выдернула со службы Инну — когда я уходил, девчонки остались шушукаться, лежа на нашей королевских размеров кровати.

И вечером ничто, как говорится, не предвещало…

Оказывается, от любовных страданий помимо рутины имеется еще одно великолепное лекарство — угроза смерти, марафон допросов и встряска, связанная с арестом лучшего друга. В завертевшемся круговороте событий я ни разу не вспомнил свою любовь — не до нее! Возможно, если бы занялся с Инной любовью, угрызения совести меня бы настигли, но как-то у нас обоих настроение не возникало, засыпали в обнимку без малейших поползновений на секс.

Я-то забыл, а вот девчонки мой лепет у самолета — нет.

— Лось, нам надо поговорить! — «приветливо» встретила Тушка с работы. Вступление уже угрожающее.

— Давайте поговорим, — не двум девушкам двадцати лет отроду испугать дважды женатого в прошлом человека.

— Лось… Миша… у нас с Инной к тебе вопрос…

— И?

— Ты нас не ценишь!

— Ты не права, ценю. Но это же не вопрос?

— Ты нам изменяешь!

Вот тут-то меня и накрыло!

— Мы согласны тебя простить, если ты пообещаешь, что твой загул был последним! Или ты с нами навсегда, в горести и в радости, или катись колбаской! — решительно выпалила Тушка ультиматум.

После ее слов наступила пауза — они молчали в ожидании ответа, а я думал.

Две не имеющие друг к другу претензий девушки, идеально сбалансированный гарем. Обе красавицы, обе согласные на триаду. Были моменты в моей жизни, когда я согласился бы, не раздумывая.

Но, чертово но!

Я. Их. Не люблю.

И, когда знаешь, как оно может быть, стоит ли соглашаться на меньшее⁈

Я знал только одну причину, по которой мог дать слабину.

— У нас будут дети?

— Ну, когда-нибудь… — мой вопрос сбил Тушку с решительного