Утром я нашла на подушке записку. Неизменной его каллиграфической мелкой скорописью, совершенной на всех языках, понятия не имею, сколько он их знает: переводчиков рядом с Элом я пока ни разу не замечала. Все понятно, да? Проклятая дальняя связь снова осиротила меня до рассвета…

Я так не сказала ему еще одну, самую последнюю, причину своих отказов выходить за него. И самую серьезную — тот самый страх оставить его одного. Объяснить сложно, и начинать надо издалека.

Айри живут очень долго и не имеют в своей второй, бескрылой, жизни, ряда глубоких подсознательных устремлений и инстинктов людей — продолжения рода, выживания вида и прочих. У них первичны накопление знаний и личная безопасность.

Весьма противоречивые мотивы. Первый побеждает не у многих, второй ведет порой к крайнему эгоизму, отягощенному манией величия, — к возникновению подобных Грийену.

Зато из чутких сознанием и неравнодушных со временем, хотя и невероятно редко, вырастают имеющие право на последние слоги имени «Риан» — «проводник на дороге судьбы». Последние, поскольку они нашли себя и далее не меняются.

Имя айри растет вместе с ним, отражая врожденные особенности и профессию, а, поскольку живут они долго, обычно меняют и первое, и второе неоднократно. Сперва слогов мало, обычно один. У Эла до встречи с Рианом — «Ит», начало он приделал к имени потом, заменив утерянное. Так оказалось привычнее именоваться на юге. Ит, иногда еще Лит, — ученик мастера. Высшее звание творца, открывшего совершенно новое — То, а способного к тому же создавать это на практике — Эрто, что снова возвращает нас к полному имени Риана — Аэртоэльверриан. Не зря мы теперь ходим по кораблю, приводимому в движение его пустотниками. А еще у Эла хороший слог — «Ри», в его сочетании — учитель и защитник младших, проводник на пути знания.

Кстати, «Гри» — ограничивающий знание…

Упоминая иных: Тим — врач, и он как выбрал с самого начала, так и не меняется, дополнение «рэ» — вроде нашего академика. Неплохо для неполных двух веков жизни.

Про смысл слогов немногие знают, имена айри — тайна, как и их внутренние взаимоотношения. Я Риану не чужая, вот и выпытала потихоньку. Потом долго думала, что может быть противоположно его имени, и насколько оно должно выглядеть жутко?

Узнала — Грийен — «стирающий судьбы». Вся его свита лишена не только мнения и голоса, но и сути айри, свободных исследователей.

А вот «Юн» — одно из самых редких имен айри, оно значит — живущий в радости.

Большинство айри ее утрачивает вместе с крыльями, и дальше существует скупое на эмоции, серое и холодное.

Именно эмоциональная бедность — мой главный враг в отношениях с Элом. Он знает проблему, ставшую, например, для Ялитэ причиной полного разрыва отношений с женой. Очень переживает и старается меняться, за последние годы — особенно заметно. Прежде декана никто не видел улыбающимся, а теперь, особенно когда появились волвеки, он стал шутить и даже охотно и вполне удачно участвовать в общих забавах.

Года три назад я едва не бросила все. Мы уехали в горы на неделю, было чудесно, я уже уговорила себя закончить с глупостями и даже собралась сама всучить декану колечко. Но постоянно ловила фоном его мысли о теме исследований нового ученика, странную скованность и знакомую тоску, куда более сильную, чем обычно. Сперва терпела, пыталась его развеселить и отвлечь, а потом… потом он уехал, не сказав ни слова, среди ночи. Оставил на подушке такую же короткую и спокойную записку, как сегодня, и надолго исчез. Я поревела в упомянутую подушку, покидала ее, ни в чем не виноватую, в дальнюю стену единственной комнатки хижины, порвала в пух. Всхлипывая, собрала вещи и бросилась к Риану, жаловаться на жизнь и сообщать о готовности к полному разрыву отношений. Он выслушал. Усмехнулся невесело.

— Знаешь, почему у твоего Эла глаза черные?

— Нет, — умеет удивить, я даже плакать перестала. — Это сейчас важно?

— Думаю, да. Мы, айри, скупы на эмоции, но можем, как правило, сильно меняться.

Не видела ты Тоэля, еще не Вэрри и тем более не Риана, лет семьсот пятьдесят назад! У меня в долинах было прозвище — «черный человек».

— Не-е-т…

— Да-а-а! — привычно передразнил он. — Когда дракон лишается крыльев, он теряет свою радость, а с ней — значительную часть связей с миром, способность видеть и ценить красоту. Но потом мы меняемся, привыкаем. Особенно когда встречаем свою вторую половинку, — улыбнулся невесело. — Мы вас выбираем и любим совсем иначе, чем люди. Не ради привлекательной внешности или молодости, не ради детей, брака, удовольствия. Вы ограждаете нас от ужаса безразличия и одиночества, позволяете научиться жить совершенно иначе, ярко и полно. У нас почти нет художников, поэтов, музыкантов. А те, кто наделен даром творить, получили его от своих жен.

Это настоящее чудо. И оно, увы, обычно неповторимо. Пока я не встретил свою жену, мир был мне неинтересен, а она научила его видеть заново. Вы — наши крылья, Ника.

— При чем тут черные глаза? — я уже не сердилась.

— Я видел его еще Юнлитом, его так звали, малыша лет пятнадцати, совсем еще наивного и глупого. У мальчика были синие глаза, это уникальная редкость и признак тех, кто способен радоваться. Даже не синие, невероятные… — вздохнул Риан.

— Знаю, голубые с золотой кромкой, — нехотя буркнула я. — Когда первый раз его встретила, так и рассмотрела вроде, и потом раз — черные. Я даже слегка испугалась, решила, мерещится невесть что.

— Ты его рассмотрела, он тебя. Жаль, вы не решили все сразу, — вздохнул он опять.

— Но и не могли. Мы приходим в нижний мир и первые несколько часов переживаем шок. В это время идет адаптация психики к ужасу беззащитности, слабости, прикованности к земле. Потом — до двух лет — мы меняемся физиологически, пока не утратим странный цвет волос. Нервная система устанавливает связи в обретенном теле и привыкает к новому уровню восприятия. Психологически и духовно мы становимся айри еще лет через двадцать.

— Именно этот возраст определен как «порог совершеннолетия» для новых бескрылых в современных законах.

— А прежде, когда мы жили в горах, до двадцати малыша мог взять в ученики любой старейший, — тот, кто встретит внизу, обычно. Вот так… Через пару лет после нашей первой встречи, Литу тогда было неполных семнадцать, в жуткую метель, ко мне ввалился бледный полумертвый Ялитэ. Сказал, что был в отъезде, за ученика тем временем принялся один из старейших, и он ничего не смог сделать с этим, решение подтверждено прочими. Ялу тогда не исполнилось четырехсот, он еще был слишком молод для создания авторитета, связей и влияния. Просил спасти.

— От чего? — мне стало холодно, в голову полезли мысли о Грийене, единственном «черном» айри, с которым я имела несчастье познакомиться. — Или кого…

— От него, — кивнул Риан, привычно проглядывая мои мысли. — Пока Ял обнаружил беду, спустился, пока нашел меня… этого никакой мобиль не может ускорить.