— Я… я не понимаю.

— Я не хочу заниматься любовью, зная, что этим ты прощаешься, зная, что запоминаешь каждую мельчайшую подробность, каждое прикосновение моего языка, каждое движение моих бедер для того, чтобы сохранить их в самом дальнем закоулке своей памяти.

— Это совсем не так!

— Это именно так. А я не хочу, чтобы меня использовали таким образом. Если ты хочешь заниматься любовью, занимайся любовью. В этом месте нет посторонних. Даже тех, у кого благие намерения, — иронично добавил Ноубл.

Венис мгновение смотрела на него, а потом нерешительно поплыла вперед. Обвив руками его шею и опустив ресницы, она скользящим, волнообразным движением потерлась телом о его тело, и Ноубл прижался затылком к скале.

— Хорошо, — прошептала Венис у самой его шеи, направляясь к нижней губе, — Есть только «сейчас», только «здесь» и только мы. Но ты тоже обещай. Никакого прошлого, никакого будущего, только «сейчас».

Ноубл еще не успел ничего сказать, но уже отдал свое тело в ее распоряжение, и Венис совсем не скромничала с его подарком. Ей хотелось вернуть Ноублу хотя бы часть того наслаждения, с которым он ее познакомил.

Она поднялась выше, касаясь грудями его скользкой от воды груди, твердой и теплой, потом намеренно медленно обхватила ногами его бедра и погладила руками грудь, дыша теплом ему в ухо и покусывая зубами колючую скулу.

— Ты меня любишь? — шепнула Венис.

— О Господи, да!

— Я тоже люблю тебя. — Руки Венис направились вниз по его телу, и брюшные мышцы Ноубла крепко сжались, когда ее ногти нежно царапнули его живот.

Ноубл застонал, и его бедра устремились вперед в ответ на движение ее руки. Венис снова несмело провела рукой, и Ноубл стиснул зубы.

Закинув назад голову, он со свистом вдохнул воздух, открыл глаза и под водой схватил Венис за запястье.

— Мне больше нравится быть в твоем теле, девочка, — сказал он и, быстро подняв Венис, одним толчком глубоко вошел в нее.

Продолжая двигаться, Венис встречала каждый мощный выпад наклоном бедер и устремлялась вперед, навстречу Ноублу, ища более полного слияния.

Она услышала его хриплый крик и ощутила, как по его большому телу прокатилась неистовая и совершенно бесконтрольная дрожь, и в тот же миг достигла собственной вершины удовольствия, и чистый восторг, бурля и кружась, разлился по всему ее телу.

Венис тяжело дышала, лишившись всех сил, оставаясь в объятиях склонившегося к ней Ноубла, и ощущала на своем плече его прерывистое дыхание. Долгое время они оставались в таком положении, и Венис чувствовала себя слабой, изнуренной и довольной.

— Венис? — В голосе Ноубла звучал вопрос, но у нее не было нужного ему ответа.

— Ты обещал.

— Да. Я обещал. Но у тебя уже есть некоторое основание верить моим обещаниям? — грустно шепнул он ей на ухо.

— Ноубл, — заговорила Венис, освободившись из его объятий и приложив палец к губам, — я не виню тебя за прошлое. Это правда.

— Тогда позволь сказать тебе: я не собираюсь шантажировать тебя, я хочу просто поговорить с тобой. Но пожалуйста, выслушай меня.

Венис кивнула.

— Я знаю, тебя приучили думать, что ты должна выйти замуж, чтобы произвести на свет достойного маленького наследника империи. Не верь этому, Венис. Фонд Лейланда — не последний твой шанс сделать что-то стоящее из своей жизни. Это не единственный шанс, а просто один из многих.

— Я знаю, — тихо сказала она.

— Прекрасно. — Он проглотил комок в горле. — Значит, первый шаг сделан. Теперь сделай второй, Я знаю, ты не веришь обещаниям на всю жизнь. И почему ты должна им верить? Мать оставила тебя, отец не обращал на тебя внимания. Горничные, няни, я… мы все ушли от тебя. Но, Венис, мне было всего семнадцать лет! Я был молод, взбешен и оскорблен предположением твоего отца, что между тобой и мной существуют какие-то непозволительные отношения. — Он взял ее за плечи и крепко стиснул. — Но мне уже не семнадцать лет, и на этот раз ничто — ничто — не заставит меня оставить тебя. Это, — взяв руку Венис, Ноубл прижал ее ладонь к своему сердцу, — любовь, Венис, это гарантия.

Она закрыла глаза, Ощущая под рукой равномерное биение его сердца — горячего, полного жизни… искреннего.

— Я не могу обещать тебе «завтра», Венис. И никто не может. Возможны удары молнии и крушения поездов. И даже, — он лукаво улыбнулся, — ливневые паводки. — У Венис перехватило дыхание, а Ноубл легким поцелуем коснулся ее лба. — Но я могу обещать, что по собственной воле никогда не оставлю тебя — никогда. — Он заглянул ей в глаза. — Я больше не буду докучать тебе, просто пообещай, что подумаешь над тем, что я сказал. — Повернувшись, он без усилий выбрался на берег и, не испытывая никакого стеснения, пошел к седельной сумке мула.

А Венис рассматривала его: широкие плечи, узкая талия, упругие ягодицы, бедра и икры, мускулистые и странно светлые по сравнению с бронзовой верхней частью туловища, темные от воды волосы, ложащиеся на крепкую шею блестящими прядями.

— Держи. — Повернувшись, Ноубл бросил ей что-то кремовое, твердое, размером с ладонь.

— Мыло! — воскликнула Венис, поймав его. — Лавандовое мыло! Где ты его взял?

— Темплтон нашел его вчера среди столовых принадлежностей. Он пользуется им для стирки постельного белья в лагере твоего дяди.

— Боже, благослови Темплтона!

— Дважды благослови Темплтона. У него есть и гребень.

— О-о, — намыливая плечи, Венис замурлыкала от удовольствия. — Для меня действительно будет счастьем расчесать волосы. Следующее, что ты скажешь мне, — это что у тебя здесь есть массажист.

В ответ Ноубл, перестав рыться в сумке, повернул голову и бросил ей хищную улыбку.

— Я быстро учусь.

Он соблазнял и заманивал, а она была слабой, слабой женщиной. Но Венис, кашлянув, прогнала прочь эротические картины, которые создавал Ноубл.

— Неужели у тебя здесь есть и что-нибудь, что я могла бы надеть? — с сомнением спросила она.

— Угу. И ты опять обязана Темплтону. Ради тебя он пожертвовал кое-чем из своей одежды.

— Из своей одежды? — изумилась Венис.

— У меня здесь чистая белая рубашка, подарок от твоего дяди Милтона, шерстяные брюки — разумеется, черные — от Темплтона и из моих запасных вещей, которые всегда со мной, пара чистых носков.

Окунувшись в воду и уже взбивая на волосах пышную мыльную пену, она увидела, что Ноубл смеется — заразительно смеется.

— Спасибо тебе, Ноубл, — тихо сказала Венис.

От смеха у него в уголках глаз появились морщинки, он открыл рот, словно собирался сказать что-то серьезное, но передумал.

— Все ради любви, — несерьезно бросил он и оставил Венис в одиночку заканчивать мытье.