– Ничего себе, трещинка… – пропыхтела Вита, переваливаясь за край. – Пещера!

Они спустили оба каната к далекой земле и подняли груз – мощные фонари. Потом расслышали мольбы снизу, переглянулись и по очереди втащили Рича и Лобова.

В свете фонарей помещение по ту сторону трещины впечатляло обширностью – уж никак не меньше пятисот квадратов – и чужеродностью.

Трещина изнутри выглядела щелью, разорвавшей двухметровой толщины броню. У гофрированного борта торчали вкривь и вкось коленчатые шесты с круглыми зеркалами, и изображение они давали кривое до невозможности.

Грига охватил лучом фонаря дальние углы. Свет провалился в отверстие распахнутого люка. Чем дальше, тем интересней…

Вита съехала по наклонному полу к массивной перепончатой стене и заглянула в люк. Голубой луч заметался по зеркальным переборкам, сходящимся под непривычными углами, взблескивал на гранях, бросал в глаза десятки малых отражений круглого отверстия с выглядывающим Григой.

– Там два люка! – крикнула она. – Один продолжает анфиладу, а другой… Что-то типа поперечного коридора!

Грига заскользил к ней с веревкой. Закрепив трос на сегментной полуперепончатой крышке люка, он спустился вниз, раскачался и запрыгнул в поперечник.

– Похоже на кишку! – глухо донесся его голос. – Ужатия такие кругом, вроде кучи диафрагм. Ух, ты…

– Что там? – крикнула девушка.

– Инопланетянин! – возбужденно ответил Грига. – Дохлый! В скафандре! Мумия… Ах, ты! Ч-черт, рассыпался. Ученые меня убьют!

– Вылазь, галактист хренов! – крикнул Лобов. – Тут наскоком не отделаешься. Работа на годы!

Зикунов вылез, и друзья набросились на него.

– Как он выглядел? – наскакивал Рич.

– Он был как человек? – интересовалась Бока.

– Он был как ящерица! – ухмыльнулся Грига.

– Врешь!

– Да чего б я тебе врал?! – обиделся Зикунов. – Рептилоид, в натуральную величину. Истинный таоте. Ростом с нас, кожа чешуйчатая, зеленая, как ярь-медянка, на руках по три пальца, хвоста нет, голова по вертикали сплюснута, а уж буркала. У нашего друга Ануо органы зрения как бусинки, если с таоте сравнивать.

– А скафандр где? – спросил Лобов.

– Там лежит! Несподручно скакать с грузом.

– Давайте будем спускаться… – решила Вита. – Тут можно филиал Ксеноцентра открывать.

– Да запросто! – поддержал ее идею Рич. – То есть, как бы.

– И мы сюда не рептилоидов искать прилетели, а место для города-колонии. Полезли!

Спустившись, вся команда запрыгнула в вездик, и Лобов завел двигатель.

Оставив в стороне громадный кратер, отдающий слабой радиацией, четверка выехала на еще более странную равнину – на километры к югу и востоку стелились ровные квадратные плиты, серые и гладкие. Южнее швы между плитами проросли деревьями, смахивающими на пальмодендроны с Водана, каждое в два обхвата, и Ричард на глазок определил возраст «космодрома» – порядка тысячи лет.

– У меня по астроботанике зачет! – гордо сказал он. На востоке «космодром» упирался в гряду громадных песчаных дюн, ограждающих поле от океана, а на их фоне круглилась пара шаров, метров по сто в диаметре.

– Интересно как… – стонал Грига в экстазе. – И совсем нет пыли! Тыща лет – и ни пылинки! Да здесь все должно было покрыться холмами пыли! А вот…

– А меня не это удивляет, – сказала Вита. – Если Маран-им – материнская планета Волхвов, то почему тут все такое… не их?

– Так тут же Пришельцы отметились! – вытаращился Рич.

– У тебя и по Пришельцам зачет?

Лобов подвел вездеход к ближнему шару и остановился.

Шар, после колоссального тора, торчащего на горизонте, не впечатлял. Ну, шар… И что?

Стены его покрывало вещество, на цвет и на ощупь напоминающее плотную резину, но не гладкую, а оплывшую, как воск со свечки. Вита обошла шар вокруг и нащупала большой овал – его затягивала тонкая пленка, ощутимо прогибавшаяся под рукой. Вход? Потеки черного с синим огибали овал, будто специально выделяя. Вита огляделась – никто не видит? – и саданула локтем по перепонке. Тугая диафрагма прорвалась внутрь и затрепетала лепестками на ветерке.

Вита ухватилась за края и рванула по-хорошему. Перепонка лопнула овдоль.

– Вот так… – проворчала Бока. – А то «не пущу, не пущу!» Мальчики! Идите сюда! Тут дверь!

– Где?! – донесся вопль и сразу – топотанье.

– Где дверь? – закричал Грига и углядел прорыв в стене. – Ух, ты! Ну, Витка, ты первая.

Девушка улыбнулась, потирая локоток, и пролезла внутрь.

Внутри было тесно, но… привычно как-то, что ли. Человечьим духом пахло… Бока поднялась по ступенькам, касаясь перил, и задвинула в стену обычную створку.

Вокруг громоздились какие-то непонятные агрегаты – цилиндры и кубы, соединенные трубами, связки шаров, выглядывающие из стены конусы. Непонятное все, но не чужое. Что-то знакомое проглядывало во всем, что окружало узкий проход, по которому шагала Вита, обыденное даже. Поднявшись еще по одной лестничке, она раздвинула двустворчатые двери… и перешагнула порог залитого солнцем зала.

Она стояла на ровном полу, желтом и шершавом, слева выгибалась прозрачная изнутри стена, за ней были видны вездеход и машущий руками Ричард. А справа и слева залу ограждали полупрозрачные перегородки.

– Сюда, скорее! – раздался ликующий голос Григи. – Ну ваще! Ну скорее же!

Вита рванулась на голос и влетела в дверь. Зикунов стоял, вытянувшись, будто по стойке «смирно».

– Ты только посмотри, Витка, – измолвил он, – они такие же, как мы…

Бока поймала направление его взгляда и посмотрела на стену. Там висели картины – в овальных и круглых рамах. Это были именно картины – угадывались отдельные мазки и те гениальные неправильности, что разнят действительный вид с нарисованным, но придают колорит и рождают настроение.

На самом большом полотне было изображено то самое поле, что простиралось за прозрачной стеной, только без тора на заднем плане. В розовом небе парили дома-шары, а на плитах стояли двое, он и она. Молоденькая девушка в юбочке и в чем-то типа пелеринки и зрелый мужчина в черном блестящем комбинезоне, обтягивающем сильный торс будто вторая кожа. Они были красивы, оба, но по-разному. Девушка была изящно сложена, на гладких плечах – стройная шейка, ветер относил пышную гриву волос пепельного цвета. Мужчина был плечист и высок, его лицо дышало силой и уверенностью. Единственное, что отличало этих людей от землян, – цвет кожи. Люди на картине были бледно-голубыми.

– Как Аэлита… – прошептал очарованный Грига.

А Вите разница в цвете кожи не бросилась в глаза. Эта девушка… Она была хороша собой и мила, изгиб ее губ, прищур глаз – все выдавало натуру мечтательную и романтичную. В такую вполне можно было влюбиться и землянину…