Менкар снова позволил себе вольность.

Все. Здесь, на площадке больше делать было нечего. Что бы ни случилось теперь там, во тьме, оно уже случилось.

Менкар принялся за приборку. У него были некоторые соображения по поводу использования комнаты и оставшегося шелка. Только вот он опасался, что ткани ему не хватит, да и использовать морской шелк ему вряд ли позволят. Но если вдруг, то он сделает себе точно такое же крыло и тоже попробует улететь из замка. Он даже начал его делать, пользуясь молчаливым поощрением Эйли, но сильно сомневался, что ему удастся воплотить свой план до конца.

Дамы ушли вниз сразу же, прежде чем Менкар начал подбирать с пола оставшиеся лоскуты шелка, но он голову мог дать на отсечение, что не удалились в покои, а остались во дворе, поджидая его. Поэтому он не стал задерживаться — хотя и хотелось — и выбежал во двор сразу же, едва наведя в комнате некоторую видимость порядка, и, естественно, тут же увидел прогуливающихся неподалеку дам..

Поррима поманила его.

Без слов он пошел следом за ними, хотя это ему сильно не понравилось; в голову начинала лезть всякая ерунда, вроде, к примеру, того, что Императрица хочет устранить последнего свидетеля.

Но все оказалось куда как проще: они вошли в покои и шли по длинному коридору к ее кабинету, как вдруг Императрица, в молчаливой задумчивости шедшая впереди, обернулась и спросила у чудом не налетевшего на нее Менкара:

— Скажите, юноша, а вы бы рискнули лететь на таком крыле?

— Как прикажете, ваше величество, — быстро ответил Менкар; замысленная им авантюра, являющаяся, в сущности, попыткой дезертирства, начинала приобретать форму полуофициального поручения.

— Делайте себе крыло, — распорядилась Императрица. — Делайте скорее. Но не улетайте без моего распоряжения. Вам, вероятно, будет нужен шелк…

— Скорее всего, — ответил Менкар.

Императрица сделала знак; Поррима, без сомнения, уже предупрежденная заранее, на несколько минут исчезла и принесла легкий сверток.

— Возьмите, — сказала Императрица. — И идите в башню. Время дорого.

Менкар с готовностью побежал выполнять приказ.

И часами, жалея время на сон, Менкар мастерил для себя крыло, пользуясь чертежиками, оставленными Эйли, и ее рассказами о том, каким должно быть крыло и как им управлять; Менкар, правда, подозревал, что и сама Эйли обо всем этом знала довольно мало. Но она улетела — Менкар не знал, далеко ли и удалось ли ей приземлиться благополучно, но покуда, слава Богам, никто не появился в замке с известием о противоположном, — и Менкар полагал, что сможет сделать то же самое.

Юнкерское начальство его не беспокоило, возможно, получив от Императрицы неофициальное распоряжение, пищу ему носила сама дама Поррима; спал он тут же. И два дня спустя крыло было сделано. Менкар доложил об этом Императрице через даму Порриму и вернулся к себе в башню отсыпаться. А вечером Императрица вызвала его к себе. Менкар прошел за дамой Порримой через двор и поднялся на веранду, где в глубоком кресле сидела Императрица. Менкар остановился в нескольких шагах от нее и поклонился. Императрица как будто не заметила его появления. Она смотрела на быстро затягивающийся сумерками двор и о чем-то думала. Ее глаза были печальны. Менкар чуть растерянно оглянулся на Порриму. Та легонько махнула рукой с зажатым в ней сложенным веером и ушла. Менкар замер и стал ждать.

Двор жил прежней жизнью, как будто вокруг замка ничего не происходило. Об исчезновении Наследника знали, кажется, лишь считанные, самые верные люди. Для всех же прочих считалось; что он приболел и его не выпускают из личных покоев.

— Их тел не вернули, — вдруг произнесла Императрица. — Значит ли это, что им удалось уйти незамеченными?

— Скорее всего так, ваше величество, — ответил Менкар. Если бы Расальфагам удалось захватить Наследника — живым или мертвым, они бы не преминули поставить об этом в известность Императрицу каким-нибудь образом. Конечно, Расальфаги наверняка утверждали бы, что мертвым, — тогда его тело наверняка представили бы для опознания. В этом случае обитатели замка Ришад остались бы живы, ибо Расальфагам нужны свидетели. А вот если Эйли с Наследником удалось скрыться, то… В общем, Менкар был счастлив, что ему разрешено поки нуть замок. Впрочем, в самом ли деле Императрица собралась послать его с неким поручением?

Императрица подняла руку, подзывая Менкара; тот подошел, и в его ладони оказалось простенькое серебряное колечко, похожее на те, какие небогатые горожаночки дарят своим женихам. По внутренней поверхности там, где девушки выцарапывают свое имя, было выгравировано несколько непонятных слов.

— Если вы встретите принца Сабика, — сказала Императрица и назвала еще несколько человек, о которых знала наверняка, что они останутся верны Императору, — вам следует показать это кольцо. И тогда вы расскажете, чему вы стали свидетелем.

— Слушаюсь, ваше величество, — поклонился Менкар.

— Вам нужна будет помощь, чтобы улететь?

— Пожалуй, да, — согласился Менкар.

— Вам поможет Поррима, — сказала Императрица. — Теперь идите.

Менкар глубоко поклонился и направился было прочь, однако голос Императрицы остановил его:

— Постойте…

Он обернулся, готовый выслушать новое поручение.

— Берегите себя, — тихо сказала Императрица. — Я знаю, офицерам такое не говорят, но вы уж попытайтесь выжить в эти трудные дни. Не рискуйте и будьте благоразумны.

— Я не офицер, — улыбнулся Менкар. — Я всего лишь юнкер, ваше величество. Я не буду рисковать.

Он ушел. Императрица больше не промолвила ни слова.

Однако его побег не удался.

То есть, конечно, он спрыгнул с башни и пролетел, ловя ветер, около двухсот ярдов, но вдруг врезался во что-то и начал падать. Он еще успел сообразить, закрывая лицо от царапающих веток, что его угораздило налететь на единственное высокое дерево 'на плоском холме, соседствующем с замком. Менкар был сделан отнюдь не из железа; впрочем, будь он даже железным, ему бы все равно досталось.

Очнувшись, он сразу же почувствовал резкую боль, разлившуюся от правой руки по всему телу. Какое-то время он не мог думать — боль заглушала все. Потом понемногу начало включаться сознание. Сознание того, что оставаться здесь нельзя.

Он все еще был привязан к крылу, и для того, чтобы отвязаться, надо было шевелиться. И он принялся шевелиться. Шевелился Менкар сколько мог, пока боль не заставляла его бессильно опускать левую руку и какое-то время осторожно дышать, пережидая очередной, особенно нестерпимый приступ. А переждав, снова начал шевелиться, пока не потерял сознание…

Он все еще был привязан, когда его нашли: шум, произведенный им при падении, не остался незамеченным, и в сторону, откуда он раздался, был выслан усиленный дозор.