Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я всегда воображала, что вы могли бы написать что-нибудь обо мне. Я хотела оставить отпечаток в вашей жизни. Я не хочу быть просто «еще одной пациенткой». Я хотела быть «особенной». Хотела быть чем-то, чем-нибудь. Я чувствую себя ничем, никем. Если бы я оставила в вашей жизни отпечаток, то, может быть, я была бы кем-то, кого вы не забудете. Тогда я могла бы существовать».
Мардж, поймите, пожалуйста, что хотя я написал о вас рассказ, я сделал это не для того, чтобы дать вам возможность существовать. Вы существуете независимо от того, думаю ли я, пишу ли я о вас – точно так же, как я продолжаю существовать, когда вы обо мне не думаете.
И все-таки это рассказ, дающий возможность существовать. Но написан он для другой Мардж – той, которая больше не существует. Я готов был стать ее палачом, пожертвовать ею ради вас. Но я не забыл ее: она отомстила за себя, навечно оставив свой образ в моей памяти.
– Секс – корень всего. Разве это не то, что вы, ребята, все время говорите? Ну, в моем-то случае вы правы. Взгляните на эту схему. Она демонстрирует некоторые интересные связи между мигренями и моей сексуальной жизнью.
Достав из портфеля толстый рулон бумаги, Марвин попросил меня подержать один край и старательно развернул метровый график, на котором он дотошно отмечал все приступы мигрени и все сексуальные опыты за последние несколько месяцев. Одного взгляда было достаточно, чтобы оценить сложность диаграммы. Каждая мигрень, ее интенсивность, продолжительность и лечение были обозначены синим. Каждый сексуальный эпизод, отмеченный красным, оценивался по пятибалльной шкале согласно успехам Марвина: отдельно отмечались преждевременная эякуляция и импотенция – с различением между невозможностью возбудиться и невозможностью сохранить эрекцию.
Все это было трудно уяснить с одного взгляда.
– Тщательно проделанная работа, – сказал я. – Она, наверное, заняла у вас несколько дней.
– Мне понравилось этим заниматься. У меня это получается. Люди забывают, что у нас, бухгалтеров, есть навыки построения графиков, которые никогда не используются при работе с налогами. Вот, посмотрите на июль: четыре приступа мигрени и каждому предшествовала либо импотенция, либо сексуальный акт, оцениваемый в один-два балла.
Я наблюдал за пальцем Марвина, указывающим на отметки мигрени и импотенции. Он был прав: совпадение было впечатляющим, но меня все это начинало раздражать. Мой распорядок был нарушен. Мы только что начали нашу первую сессию, и я многое хотел бы узнать, прежде чем почувствую себя готовым исследовать схему Марвина. Но он так настойчиво развернул ее передо мной, что мне ничего не оставалось, кроме как наблюдать за его коротким и толстым пальцем, прослеживающим любовные поражения прошлого июля.
Шесть месяцев назад у Марвина в возрасте шестидесяти четырех лет внезапно впервые в жизни начались невыносимые мигрени. Он проконсультировался у невролога, который безуспешно пытался вылечить головные боли Марвина, а затем направил его ко мне.
Я увидел Марвина впервые всего несколько минут назад, когда вышел в приемную, чтобы встретить его. Он сидел там терпеливо – маленький, круглолицый мужчина с блестящей лысиной и совиными глазами, которые никогда не мигали, когда он глядел через огромные блестящие хромированные очки.
Вскоре я узнал, что Марвин особенно интересуется очками. После рукопожатия его первыми словами по дороге в мой кабинет был комплимент моей оправе и вопрос, кто ее делал. Я полагаю, что упал в его мнении, когда признал свое невежество в отношении имени производителя. Моя репутация упала еще ниже, когда я перевернул очки, чтобы прочесть имя производителя на дужке, и обнаружил, что без очков не могу этого сделать. Я сразу понял, что, поскольку другие мои очки остались дома, нет иного способа сообщить Марвину пустячную информацию, которая его интересовала, поэтому я передал ему очки, чтобы он сам прочел этикетку. Увы, у него тоже была дальнозоркость, и несколько первых минут сессии ушли на его поиск очков для чтения.
А теперь, несколько минут спустя, прежде чем расспросить его в своей привычной манере, я обнаружил себя со всех сторон окруженным скрупулезной красно-синей схемой Марвина. Нет, это было плохим началом. Вдобавок я только что закончил эмоционально наполненную, изнурительную сессию с убитой горем пожилой вдовой, у которой недавно украли сумочку. Часть моих мыслей еще оставалась с нею, и я вынужден был подстегнуть себя, чтобы перевести все внимание на Марвина.
Получив только краткое направление на консультацию от невролога, я практически ничего не знал о Марвине, и после того как закончился ритуал обмена очками, начал сессию с вопроса: «Какие жалобы?» Именно тут он и высказался в том духе, что «вы, ребята, думаете, что секс – это корень всех проблем».
Я свернул рулон, сказал Марвину, что хотел бы подробно изучить его позже, и попытался восстановить ритм сессии, попросив рассказать мне всю историю своего заболевания с самого начала.
Он сказал, что примерно шесть месяцев назад впервые в жизни начал страдать от головных болей. Симптомы были такие же, как при классической мигрени: предваряющая зрительная аура (вспыхивающие огни) и жесточайшие боли односторонней локализации, которые на несколько часов делали его ни на что не способным и часто требовали отдыха в постели в затемненной комнате.
– И вы говорите, у вас есть веские причины полагать, что ваша сексуальная активность запускает мигрени?
– Вам это может показаться странным – для мужчины моего возраста и положения, – но вы не можете отрицать факты. Вот доказательство! – Он указал на рулон, теперь спокойно свернувшийся на моем столе. – Каждому приступу мигрени за последние четыре месяца на двадцать четыре часа предшествовала сексуальная неудача.
Марвин говорил четко и педантично. Очевидно, он подготовил эту речь заранее.
– В последний год я переживаю резкие смены настроения. Я быстро перехожу от хорошего самочувствия к переживанию конца света. Но не делайте поспешных выводов, – для пущей убедительности он потряс пальцем. – Когда я говорю, что чувствую себя хорошо, это не значит, что я маниакален – я уже прошел этот путь с неврологом, который пытался лечить меня от маниакально-депрессивного расстройства литием, не добившись этим ничего, кроме осложнения на почки. Я могу понять, почему с докторами судятся. Вы когда-нибудь встречали случай маниакально-депрессивного психоза, начавшегося в 64 года? Вы верите, что мне нужно было принимать литий?
Его вопросы действовали мне на нервы. Они меня отвлекали, и я не знал, как на них ответить. Он что, подал в суд на своего невролога? Я не хотел быть втянутым в это. Слишком много вещей, с которыми придется разбираться. Я призвал его рационально использовать время.
– Я буду рад вернуться к этим вопросам позже, но мы с большей пользой проведем наше сегодняшнее время, если сразу услышим всю вашу историю болезни от начала до конца.
– Вы правы! Не нужно сбиваться с курса. Таким образом, как я говорил, я мечусь туда-сюда между хорошим самочувствием и чувством тревоги и депрессии – того и другого сразу, – и всегда именно в депрессивном состоянии случаются приступы головной боли. У меня не было ни одного, пока это не началось полгода назад.