Да и вообще… если вино для литургии, то зачем святой Патрик изобрел виски, почему все ликеры, водку, кальвадос, граппу, джин, шнапс, голдвассер и прочее-прочее – создали монахи? Почему самый крепкий из ликеров «Шартрез» создали монахи монастыря Шартрез?

Полог откинулся, появилась голова солдата.

– Ваша светлость, – доложил он. – К вам граф Ришар…

– Проси, – велел я.

Он исчез. А я успел додумать, что именно из церкви и монастырей пришли в употребление придуманные там слова, из которых я не всем доверяю: «выборы», «компромисс», «голос», «баллотировка», «обнародование», «сверка», «считка», «донос», «галерея», «прострация» и даже «толерантность» в значении «терпимость»…

Полог снова откинулся, вошел Ришар, бледный и осунувшийся, улыбнулся с некоторой неловкостью.

– Задал я вам хлопот?

Я поспешно указал на кресло.

– Садитесь, граф! Думаю, вы сильны духом, так как лечила церковь, но слабоваты телом…

Он медленно и с осторожностью сел, движения пока неторопливые, рана заживает, но сросшиеся мышцы все еще тянут, сковывают.

– Да и тело, тьфу-тьфу, уже в порядке…

– Как получилось? – спросил я недовольно. – Вы же полководец, стратег! Кто все время долбил мне в темя, аки черный ворон, что военачальник должен гордо и красиво смотреть издали с высокого холма? А самому ни-ни?

Он покачал головой.

– Я и не лез. Наши вломились в город, бои пошли по улицам, только тогда я и въехал через пролом. Там уже никого не было, кроме трупов. И когда уже совсем миновал стену, кто-то шарахнул в спину!.. От такого, сэр Ричард, уберечься трудно.

– Горожане, – сказал я люто. – Варвары до такой подлости не додумаются.

– Горожане, – согласился он. – Арбалет чересчур мощный, такие изготовить сложно и трудно даже в городе. Наши знатоки говорят, эти стрелы не для человека.

– Найдем арбалет, – пообещал я, – и арбалетчика!

– Арбалет нашли сразу, – сообщил он, – его там и бросили, откуда стреляли. А вот с арбалетчиком будет непросто. Возможно, он прикрывался незримостью. А нужные амулеты есть не у всех даже рыцарей. Да и кто в пылу боя всматривается?

– Это так, – согласился я со вздохом. – Ничего, придет время, выкорчуем все колдовство и магию!

– Ох, сэр Ричард…

– А что? – сказал я зло. – Все мерзости от нее, проклятой. Но, кажется, у меня сейчас проклевывается идея…

Он сказал встревоженно:

– Сэр Ричард! Подумайте о чем-то другом!

– О чем?

– О женщинах, к примеру…

Я удивился:

– С чего вдруг?

Он пожал плечами.

– Ну, не знаю… Я давно не юноша, но то и дело о них думаю. Знаете ли, даже старый конь молодую траву ищет!

Я кивнул.

– Да, понимаю. Но я хватил всей пастью слишком горькой травы, все нутро обжег. Пока что займусь какой-нибудь ерундой попроще.

– Делами государства?

Я подумал, покачал головой.

– Это потом. В Гандерсгейме осталась еще гильдия Великих Магов. Или сообщество. Хочу переговорить сразу со всеми. Это мои земли или маговы?

Отправив всех охраняющих шатер по разным придуманным делам, я скользнул в незримника и торопливо двинулся на цыпочках прочь из лагеря. Никто не заметил, то ли я так уж хорош в маскировке, то ли все с нужными амулетами уже в новом лагере, где устанавливают шатер и для меня.

Невзрачный птеродактиль выметнулся из оврага, моментально взвинтился по вертикали, чтоб никто не подстрелил, если вдруг окажется близко. Можно бы попытаться в крупного орла, надо же разнообразить, но орлов иногда стреляют ради перьев, а птеродактиль кому нужен, просто большая худая ящерица с растопыренными крыльями…

Воздух свистит в ушах и сминается послушно под ударами могучих крыльев с усиленными маховыми жилами. Ветер бьет в морду, но мои глаза прикрыты прозрачной пленкой, всматриваюсь, прицеливаюсь, и, когда появилась знакомая гора, я пошел прямо, не заморачиваясь кругами.

Небольшой выступ перед входом в пещеру, мои когтистые лапы едва скрипнули когтями по камню, как загораживающая вход каменная плита с грохотом поползла в сторону.

Сердце мое радостно трепыхнулось, в прошлый раз плита просто исчезала, на что, понятно, уходит энергии в тысячи раз больше.

Я сразу же пошел вперед, хотя и страшновато, Сьюманс знал о моем прибытии и сразу же открыл вход…

– Великий Сьюманс! – крикнул я. – Я так люблю припадать к вашему источнику мудрости, что где пообедал, туда и ужинать просто бегу!

Простой ход в камне вывел в зал впятеро меньших размеров, теперь выглядит захламленным, заставленным мебелью, стеллажи налезают друг на друга, ко многим просто не подойти в тесноте.

Сьюманс вышел из темноты, пугающе безбровый и лысый настолько, что похож на очищенное круто сваренное яйцо. Бледное лицо выглядит измученным, в глазах тревога и что-то близкое к отчаянию.

– Здравствуйте, – заговорил я донельзя почтительно. – Великий Сьюманс, я преклоняюсь перед вашей великой и беспримерной мудростью… но сейчас у меня к вам чисто деловая просьба.

Он нехотя кивнул.

– Что вы хотите?

Я сказал радостно:

– Пришло время нам всем собраться и поговорить! Мы же мыслящие люди, должны общаться чаще!

Он поморщился.

– Вы так думаете?.. Далеко не все хотят встречаться лично.

– А если необходимость? – возразил я. – Наступило новое время. Новые реалии. Новые требования… зато и новые возможности!

Он еще не морщился, а скривился, словно пережидал приступ зубной боли.

– Какие новые возможности? Тысячи лет одно и то же… Или вы связываете их со своим появлением?

Я расправил плечи и сказал как можно весомее:

– Совершенно верно. Я принес эти самые новые возможности. И потому прошу вас, глубокоуважаемый Великий маг Сьюманс, помочь мне принести вашим соперникам-соратникам Гвандерсгейма щасте, процветание в работе и личной, как говорится, жизни!

Он буркнул:

– А поконкретнее?

– Я могу решить некоторые из ваших задач, – пообещал я. – Еще не знаю какие, но… чутье у меня, чутье. В то же время обещаю, что смогу подбросить вашим магам некоторые разгадки, которым они будут рады! А прошу вас лишь помочь собрать их всех вместе. Где-нибудь. Лучше вот у вас! Во-первых, я вам доверяю, вы такой умный, мудрый, возвышенный, одухотворенный, величественный, глубокомыслящий… во-вторых, мне все здесь знакомо, ловушек могу не опасаться, если уж шутить так шутить, а в чужих местах я по своей застенчивости и стеснительности могу вообще рот не открыть от присущей мне робости…