Роксана, возросшая на книгах и рассказах Статиры о взаимной горячей любви, любившая тайком разглядывать эротические и порой откровенно развратные рисунки, довольно часто встречающиеся на лакированных амфорах и кратерах для привлечения покупателей, а также на крышках шкатулок в комнате матери, через это неосознанно постигала то великое таинство, при котором сливаются воедино две противоположности: мужская и женская. Тому же способствовало ее бурное воображение, когда юная Роксана, лежа в постели, мысленно проделывала все то, что вытворяли бесстыдные гетеры и нимфы в объятиях мужчин и козлоногих сатиров.

Мужская сущность для нее сосредотачивалась в том удлиненном органе, который на протяжении столетий служил символом мощи и плодородия у многих азиатских племен.

Чувственность Роксаны еще сильнее распалялась после тех взаимных ласк, которым обучила ее Статира. Постепенно образ желанного мужчины заслонил для Роксаны все на свете. Этот образ часто менялся в ее воображении, обретая черты то смуглокожего гиганта, то хрупкого белокурого юноши; ома представляла себе любимого мужчину обязательно без одежд с готовым для соития фаллосом.

Вот почему, став женой Митридата и деля с ним ложе, Роксана так много внимания уделяла той части его тела, благодаря которой она стала женщиной, познавшей счастье. Ласки интимных органов супруга были для любвеобильной Роксаны чем-то неотъемлемым от смысла слова любить.

Постепенно Митридат охладел к прекрасной галатке, предпочтя ее ласкам ласки жены. Роксана могла торжествовать, если бы не присутствие Адобогион во дворце, висевшее дамокловым мечом над ее супружеским счастьем. Избавляться от Адобогион Митридат не хотел, поскольку дорожил дружбой с галатским вождем, подарившим ее ему. К тому же Адобогион обучала Митридата галатскому языку.

Роксана терпела это, понимая, что и у мужчин есть свои капризы.

Прибытие в Синопу вифинского царя Никомеда с супругой случайно совпало с возвращением из Тавриды победоносного войска Диофанта.

Город гудел как растревоженный улей.

Толпы людей двигались к гавани, где выгружались с кораблей лучники и гоплиты; согнувшиеся рабы выгружали на пристань тюки с захваченной добычей. Царские конюхи осторожно сводили по дощатым сходням низкорослых скифских коней. Стражники в островерхих шлемах гнали пленных скифов, косматых и длиннобородых. Триеры и диеры Диофанта, заполнившие бухту, совершенно заслонили большой вифинский корабль, на котором приплыли Никомед и Лаодика. Царственные гости и их свита успели сойти на сушу до того, как флот Диофанта вошел в гавань. И теперь вифиняне вместе с Митридатом и его приближенными наблюдали за происходящим.

Полуденное солнце безжалостно пекло людям головы, но никто не обращал на это внимания.

Вид грузимых в повозки богатств для доставки их в царскую сокровищницу вызывал всеобщее восхищение.

Тут были золотые чаши и блюда прекрасной работы с чеканным орнаментом по краям; серебряные сосуды с ручками в виде пальмовых листьев, тазы и подносы также все в чеканных узорах: огромные бронзовые с позолотой кратеры, иные были в половину человеческого роста.

На отдельные возы складывали дорогое оружие.

Мечи в позолоченных ножнах с костяными рукоятками; колчаны и гориты, покрытые серебряными пластинами с выбитыми на них изображениями воинов-скифов; позолоченные щиты и панцири, кинжалы, осыпанные драгоценными каменьями… Несколько повозок загрузили только мешками с деньгами. Один из мешков лопнул по шву, и на мощенную камнем площадь со звоном посыпались серебряные и золотые монеты греческой и скифской чеканки. Слуги принялись торопливо собирать рассыпавшиеся деньги.

Теснившийся поблизости народ, сдерживаемый густой цепью персидских воинов, жадно глазел на монетную россыпь. Слышались завистливые голоса:

— Во деньжищ награбил у скифов Диофант!

— Кто бы мог подумать, что в Неаполе Скифском собраны такие сокровища!

— Глупец я, что не вступил в войско Диофанта в свое время.

Митридат на глазах у всех обнял Диофанта, когда тот приблизился к нему в сопровождении нескольких военачальников.

— Благодарю, Диофант, — сказал Митридат и, не в силах сдержать переполняющую его радость, от души похлопал полководца по плечу. — Я не ошибся в тебе, клянусь Митрой! Я слышал, скифский царь Скилур и его сын Палак собрали против тебя громадное войско. Как же ты одолел их?

Диофант скромно улыбнулся.

— К тому времени, когда я высадился в Херсонесе, Скилур умер и воевать мне пришлось с Палаком. Против нашей фаланги скифские полчища оказались бессильны. Скифские кони не идут на копья, а спешившихся скифов мы истребили без особого труда: у них нет тяжелого вооружения. Вот с Неаполем Скифским пришлось повозиться. Город строили плененные скифами греки по всем правилам обороны. Однако те же греки-рабы и помогли нам войти в столицу скифов.

— Ты захватил Палака, Диофант? — не удержавшись, спросил царь Никомед. Диофант перевел взгляд на вифинца, стараясь понять, кто перед ним.

— Это царь нифинян Никомед, — пояснил военачальнику Митридат, дружески хлопнув Никомеда в грудь. — Он мой друг и союзник, Диофант. Так ты захватил Палака?

— К сожалению, Палак сумел бежать, — ответил Диофант. — Но трое его братьев вместе с женами попались в мои руки. Теперь Палак будет сидеть тихо. Я пригрозил, что его братья лишатся жизни, если Палак опустошит хотя бы одно греческое поселение на побережье Тавриды.

— Ты все сделал правильно, друг мой, — похвалил полководца Митридат. И тут же спросил: — Что велели передать мне граждане Херсонеса?

— Царь, херсонеситы благодарят тебя за помощь, шлют тебе дары и признают твою власть над Херсонесом, — ответил Диофант.

— Прекрасно! — произнес Митридат. — Теперь у меня есть владения и в Тавриде.

— Диофант, а меня ты узнаешь? — раздался приятный голос вифинской царицы.

Диофант пытливо всмотрелся в лицо молодой женщины с удивительно правильными чертами. Где он мог видеть эти большие красивые глаза с изогнутыми ресницами, эти сочные уста и мягкую линию подбородка? Перед ним стояла вылитая Лаодика, мать Митридата, какой она была в молодости. Но Лаодики не было в живых, поэтому Диофант был в замешательстве.

— Это же моя старшая сестра Лаодика, — подсказал Диофанту Митридат, — и твоя двоюродная сестра, ведь ты наш родственник.

Твоя мать была родной сестрой нашего отца.

— Да, — промолвил Диофант, — теперь я узнаю Лаодику. Как она похожа на мать! Я запомнил ее шестнадцатилетней девушкой на свадьбе с каппадокийским царем Ариаратом. Сколько лет минуло с той поры…

— Супруг Лаодики, царь Ариарат, умер, и она снова вышла замуж за царя Никомеда, — сказал Митридат. — На мой взгляд, Лаодика сделала прекрасный выбор!

— На мой взгляд — тоже, — пошутил царь Никомед. Он был на несколько лет моложе своей жены, а поскольку не носил ни усов, ни бороды, то выглядел очень юным. Реплика Никомеда вызвала всеобщий смех. После беглого осмотра захваченных сокровищ и пленных скифов Митридат велел подать колесницы, собираясь вернуться в прохладу дворца, так как становилось нестерпимо жарко.