— Стужев, даже не думай! — Я не орала, но к этому была очень близка. — Я есть хочу, я… я его вообще только надела, я…

На губах Александра Мечеславовича заиграла очень-очень коварная, полная предвкушения ухмылочка! У него вот точно такая же играла полтора часа назад! В итоге час мы провели в ванной, притом что помылись минут за пять! А после он оставил меня одеваться, самолично вытерев предварительно, и ушел готовить мне завтрак. И вот опять.

— Генри, свалил, — не отрывая от меня плотоядного взгляда, выдал Стужев. — Прив, тебя тоже касается.

И оба давно среди живых отсутствующих субъекта тенью метнулись за двери, после чего эти самые двери плотно прикрыли, оставляя меня наедине далеко не с завтраком. И этот «далеко не завтрак», бросив ложку, плавно и хищно двинулся ко мне!

— Сссаша, ты что делаешь?! — Я с трудом подавила желание броситься наутек и то исключительно из-за каблуков — на гладком мраморе плитки в них бегать было бы травмоопасно.

— Я? — с самым невинным видом переспросила приближающаяся синеглазая угроза. — Совершенно ничего не делаю… пока.

— Слушай, Стужев, — я начала отступать к двери, — это уже перебор, не находишь?

— Нет, — весело ответил он, делая еще два шага ко мне.

— Саша! — рванув к двери, подергала ручку и поняла пренеприятное — заперто. — Слушай, тебе еще не надоело?!

— Нет, — прошептали у меня над ухом и мгновенно прижались к моей спине всей мускулистой грудью.

— Ну, Саша, — откровенно заныла я, — ну в третий раз — ну это уже издевательство!

— Во второй, — невозмутимо прошептал наглый покушатель на всю меня, скользя ладонями по моим бедрам.

— Да? — прошипела я. — А утром в постели это что было?

— Разогрев, — хмыкнул он.

— Да? — У меня от возмущения слов не хватало. — А в ванной?

Его пальцы пробрались под юбку и с явным наслаждением пробежались по не утянутой чулками коже.

— В ванной… эм… тяжелая и упорная работа по возврату эротических кредитов. Надеюсь, ты оценила мои старания?

— Саша, — я затаила дыхание, едва он пробрался к краю белья и теперь вовсю изучал тактильные ощущения от кружев, — а давай я оценю завтрак, а?

Меня молча развернули, вынуждая взглянуть в затуманенные от страсти сине-серые глаза, и склоняясь к моим губам, Стужев хрипло прошептал:

— Ритусь, ты меня с ума сводишь.

— Слушай, Стужев, это вообще уже не смешно! — заорала я.

— Маргош, — на меня так обиженно посмотрели, что мне стало стыдно. Этот гад только того и ждал, чтобы, убив дорогущее белье одним движением, коварно прошептать: — А кто тут смеется?

* * *

Сижу и злюсь. Реально злюсь. Заискивающие взгляды, тирамису собственно кощеевского приготовления, маскирующееся под «Графские развалины», чашечка чаю, нежные поцелуи и обещания больше до обеда ни-ни — не действуют.

— Стужев, ты маньяк! — в сердцах выдала я.

— Маргошик, это не я, это все платье, — хоть бы врать научился, гад.

— Злодей озабоченный! — не унималась я.

— Злодейски озабоченный? — посмеиваясь, переспросил Князь.

Молча и хмуро смотрю на некоторых. У некоторых ни капли раскаяния, зато убойное оправдание имеется:

— Рит, — Стужев подался вперед, накрыл ладонью мои нервно постукивающие пальцы, — у нас, кстати, медовый месяц, мы вообще, по идее, не должны из постели вылезать.

Весомый аргумент, да. Я молча отдернула руку и отвернулась.

Кое-кто плавно поднялся, обошел стол, развернул мой стул, сел передо мной на корточках и сидит, сволочь, и улыбается! Появилось непреодолимое желание пнуть его.

— Ритусь, о моем поганом характере ты знала, — напомнил Кощей-младший.

Даже не смотрю на него.

— Ри-и-и-ит.

Вообще не смотрю. И не буду! Няшка озабоченная.

— Уйду я от тебя, Стужев, злой ты! — не сдержалась в итоге. — И озабоченный! И злой! И…

В двери осторожно постучали. Не поднимаясь, Князь крикнул:

— Входи, Генри!

Скелет приоткрыл дверь, заглянул, после решительно подошел и протянул несколько распечатанных листов. Саша, все так же сидя предо мной, взял, просмотрел, после отослав дворецкого, глянул на меня и предложил:

— Хочешь со мной на разборки?

Хмуро смотрю на него.

— С водяным разобраться нужно, охамел слеганца, — и взгляд на меня такой выжидательный.

Молчу.

— А я тебе мороженое куплю, — начал откровенно искушать Стужев.

Все еще молчу.

— Или колечко с изумрудами и сережки такие же, а? Продолжаю молчать, но уже с трудом пытаюсь сохранить невозмутимый вид и не улыбнуться.

— У тебя взгляд потеплел, значит, простила, — заметила няшка наблюдательная. — Ритусик, ну извини, сорвался.

Вот теперь я на него посмотрела, внимательно. А Стужев, вместо раскаяния, с самой нагло-невинной улыбкой выдал:

— А какой реакции ты ожидала, натянув это платье? Это все равно что вишенка поверх пироженки, и тут уж сыт или не сыт, а все равно хочется.

— Стужев, я не пирожное! — разозлилась окончательно.

— Я знаю, — с самым честным взглядом подтвердил он. — Ты куда как вкуснее, серьезно. — На четко очерченных губах расплывается очередная очень многозначительная улыбочка и уже чуть тише и проникновеннее: — Кстати, я говорил, что ты когда сердишься…

— Сашенька, — я подалась вперед, почти коснувшись носом его носа, — когда я надеваю красивое платье, я хочу услышать про то, какая я красивая! И увидеть в твоих глазах восхищение. Восхищение, понимаешь, а не порчу моего белья и одежды!

Дверь приоткрылась, прекращая монолог оскорбленных и супружеским долгом замученных, влетел Прив с букетом маленьких белых розочек, которые веткой росли. В смысле, с букетом! К которому была прикреплена открытка! Подлетел к Стужеву, передал и мгновенно умчался прочь. Кощей-младший с некоторой осторожностью открыл послание, прочел, просиял и с самым торжественным видом вручил мне цветы. Молча взяла, естественно, сразу потянулась к открытке, открыла, прочла:

«Любимая, прости, я не хотел!»

— Ты-то как раз хотел! — обиженно заявила я, поднеся цветы к лицу и вдыхая аромат.

— Малыш, я тебя всегда хочу, я с этим уже смирился. — Саша рассмеялся, встал и, обойдя стол, вернулся к завтраку.

А я сидела в обнимку с букетом и думала о том, что реально помогает эта идея Генри про цветы и извинятельные послания. Вот только…

— Прив, — позвала я.

Призрак мгновенно влетел в кухню и завис передо мной маленьким облачком.