— Маргош, — протянул Саша ничуть не ласково, — это что?!

Молча прошла мимо некоторых, прямо к зеркалу в полстены, и в очередной раз полюбовалась собой. Все-таки у вампиров вкус есть — это факт. Обтягивающий джинсовый комбинезончик с очень короткими шортиками мне нравился. Кофточка сверху тоже смотрелась хорошо. В тон к комбинезону кроссы, тоже из синей грубой джинсовой ткани, и обруч. Да, джинсовый. Необычно для меня, но смотрелось здорово.

— А я побеседую с Ольгой, — недобро произнес Князь.

— А мне все нравится, — парировала я. — Стильненько.

Стужев ничего не сказал, но метнулся вверх по лестнице. Я все еще крутилась перед зеркалом, когда мне на плечи легла джинсовая безрукавка. Стильненькая, ага, только длиной мне по колено, не говоря уже о том, что на мне смотрелось мешком бесформенным.

— Моя любимая, — с гордостью, в смысле маскируя гордыми нотками проскользнувшие издевательские, произнес Саша, — от сердца оторвал, но для любимой не жалко.

— Издеваешься, да? — сходу поняла все я.

— Нет, — стоит позади меня, смотрит в зеркало, прямо в глаза, типа очень честный взгляд, и даже не улыбается.

— Са-а-аш!

С меня сняли безрукавку. Но перекинув ее через собственное плечо, Стужев вдруг вынул из кармана два черных браслета и невозмутимо напялил на меня. Потом на указательный палец моей правой руки предприняли попытку натянуть серебряное кольцо с изображением черепа. Не вышло — кольцо было внушительным, а палец маленьким. Недолго думая Кощей произвел передислокацию и поселил монстра на моем большом пальце. И все это с таким хозяйским видом. И на этом дело не кончилось! В мочку левого уха мне вдели серьгу с крошечным зеленым камешком, точно такую же и на второе ухо. Но это ничего, в итоге Стужев извлек цепочку с дохлой летучей мышью на конце, причем мышь была как настоящая, в смысле как будто по-настоящему сдохшая, только воском покрытая, и вот это жуткое украшение застегнул на моей шее. На мой вопросительный взгляд, горевший праведным возмущением, мне ехидненько ответили:

— Надо было соглашаться на безрукавку.

— Стужев! — Да, мое возмущение таки обрело вербальную форму.

— Ну, можешь остаться дома, — мне коварно улыбнулись. — А с делами я, так и быть, разберусь сам.

Крутанувшись, молча пошла к двери.

* * *

На спидометре двести двадцать, в машине орет Ария «Зверь», Стужев уверенно ведет автомобиль, напевая:

— «Ты — невинный ангел, ангел поднебесья,

В этой жизни странной ты не моя.

За тобой тень зверя, вы повсюду вместе,

А теперь поверь мне, зверь этот я!»

На последней строке хитрый взгляд на меня.

— На дорогу смотри, — посоветовала некоторым.

Усмехнулся, крутанув руль, подрезал такси и помчался по встречке, лавируя между несущимся навстречу транспортом.

— Саш-ш-ша, я так поседею раньше времени!

Вернулся в положенный ряд и, снизив скорость аж до ста сорока, затем сделал музыку тише и произнес:

— Помнишь, Мастер рассказывал, чем мы занимаемся? — и, не дожидаясь ответа, продолжил: — По сути, основная функция совета инквизиторов — контроль над нежитью. — Взгляд на меня, улыбка, и он продолжил: — Ведьм на Земле немало, и темного в них зачастую больше, чем светлого. Такие невольно открывают путь на темную сторону Терры. Подобное притягивает подобное, и чем больше мерзости в ведьме, тем более опасный контингент она притягивает.

— Барабашки, полтергейст, призраки? — пошутила я.

— Бадзуллы, карачуны, вурдалаки, — совершенно серьезно ответил Саша. — Бадзулл — дух бродяжничества, не поверишь — большинство бомжей им одержимо.

Не поверила, сидела и потрясенно смотрела на Стужева. Заметив мой взгляд, он рассмеялся.

— В свое время знавал одну ведьму, директора небольшой риэлтерской конторы, она так четко освоила ритуал призыва бадзуллов, я такой отработанной схемы ни до, ни после не наблюдал.

В магнитоле теперь звучала грустная мелодия «А мы не ангелы, парень, нет мы не ангелы», а я смотрела на Кощея-младшего и, откровенно говоря, не хотела верить в услышанное.

— Испугалась? — спросил мой внимательный злодей.

— Да, жутковато, — откровенно призналась я.

Хохотнув, Саша произнес:

— Это еще не жутко, поверь. Помнишь, я упоминал Стефу?

Я отрицательно головой мотнула, Стужев пояснил:

— Невеста мнимого брата нашей таинственной няшки Игната, который Дайрем. Ну так вот, эта малышка специализировалась на вызове карачунов. — Кривая усмешка и задумчивое: — Полагаю, карачуны были началом, вероятнее всего, «брат» Дайрема, который именовался здесь Станиславом Вяземским, хотел развить ее дар до уровня призыва темных.

— А это возможно? — осторожно спросила я.

— Нет ничего невозможного. — Он улыбнулся мне и перестроился в правый ряд, видимо, чтобы вскоре свернуть с трассы.

Я же осторожно спросила:

— Карачуны — это кто?

Думала, отправит к Гуглу за помощью, но нет, Саша ответил сам:

— Духи гибели, по сути — пиявки, обычно высасывают жизнь, иной раз эмоции.

Мы действительно свернули и теперь ехали уже с нормальной скоростью мимо городского парка. Я задумчиво смотрела на мелькающие деревья, невольно думая о том, сколько всего удивительного, таинственного, невероятного и пугающего появилось в моей жизни. А ведь началось с Игната, и…

— Саш, а вот я однажды видела такого мужика с темной кожей и острыми ушами, он под капюшоном прятался и заподозрил, что я его увидела, — слова как-то сами вырвались.

Удар по тормозам, свист шин, и Стужев резко остановил машину. В наступившей тишине пугающе прозвучал его хриплый вопрос:

— Что?!

Я с перепуга вжалась в сиденье. Несколько машин с руганью и непрестанно сигналя обогнали нас, синие глаза Кощея-младшего полыхали странным пугающим ледяным светом. Всего мгновение, затем, газанув с места и переехав двойную сплошную, Стужев заехал в парк, наплевав на все правила и запрещающий остановку знак.

Затем заглушил мотор, выключил музыку, сжал руль так, что пальцы побелели, и тихо приказал:

— Еще раз, подробно, конкретно, четко и все твои ощущения от встречи.

И взгляд не на меня, куда-то вдаль. Мрачный, злой, напряженный взгляд. При таком раскладе даже мысли не ответить не возникло.

— Это было на второй день после того, как парни мне мое, как оказалось, последнее в жизни свидание испортили…

Несмотря на явную взбешенность непонятно чем, после этих слов Стужев одарил меня внимательно-насмешливым взглядом. И как-то разом успокоился, сел в кресле удобнее, сложил руки на груди и попросил: