колорит всей речи. По отзыву еще давних критиков, читая это Слово, не знаешь, чему более удивляться – добродетелям ли и подвигам Василия или превосходному описанию их Григорием. Это Слово – монумент и Василию, образ которого воспроизводится в нем удивительно полно, целостно и верно, и самому Григорию как великому мастеру слова. Описание гонений на Церковь при Максимине, пребывание двух друзей в Афинах, устройство Василием госпиталя, мужество его пред префектом, а также заключение, в котором, оканчивая свой длинный рассказ, приглашает он слушателей еще раз взглянуть на светлый и величественный образ архипастыря Каппадокийского, – лучшие места в Слове. К числу слабых сторон Слова относят слишком обширные воспоминания из язычества, некоторую излишнюю скрупулезность в комментариях самомалейших черт из жизни Василия, несколько излишних аллегорий и эпитетов.

После того как Григорий прибыл в Назианз, он произнес два Слова – «На неделю новую, на весну и на память мученика Маманта» (16 апреля 383 года) и «На Святую Пасху». В первом из этих Слов прекрасно описание весенней природы. «Слово на Святую Пасху» (второе), помещаемое во всех кодексах сочинений Григория последним между его проповедями, произнесено, по мнению одних (Migne), в Арианзе, а по мнению других – в Назианзе в 385 году. Оно, между прочим, содержит в себе буквальное повторение некоторых мест из прежде сказанного Слова на Рождество Христово.

V

Замечания статистические о проповедях Григория

Мы сделали краткий обзор всех несомненно подлинных проповедей Григория.[838] Нелегко указать между ними лучшие: великий оратор почти везде равен самому себе. Если Слова догматические отличаются глубиной, оригинальностью и основательностью мысли (особенно второе «Слово о богословии»), то Слова нравоучительные (особенно о любви к бедным, защитительное о бегстве в Понт, третье о мире, о градобитии) – неотразимой убедительностью и христиански-классическим достоинством нравоучительных мыслей. Речам, имеющим характер личных объяснений, апологетическим, высокую цену придают глубокая искренность и задушевность, сила нежного чувства человека, который всегда и везде имеет в виду не личные интересы, а высшее нравственное благо своей паствы (особенно в Слове о бегстве в Понт и в Слове к 150 епископам). В панегириках, которые не без основания упрекают за некоторые преувеличения, свойственные, впрочем, вообще речам этого рода, замечательны сила и красота истинно ораторских изображений и глубокая назидательность, так как проповедник все-таки не столько хвалит хотя и вполне заслуживающих похвал лиц, сколько в их лице преподает уроки живым (лучше других похвальные Слова Василию и мученикам Маккавеям). То же следует сказать и о других Словах (вступительных, прощальных, утешительных, умиротворительных, на посвящение): все они отличаются теми или другими достоинствами, свойственными им по характеру предмета.

По внешнему своему виду проповеди Григория одни очень кратки, другие – обширны. Первые – Слова, вызванные внезапными обстоятельствами; если эти Слова, может быть, и не были импровизациями, к каковому заключению подает повод то, что небольшую приветственную речь Евлалию [839] он называет Словом новосоставленным (λόγον νεοκτιστὸν), тем не менее, по словам самого Григория, они «сказаны просто, со всяким благорасположением».[840] К этой группе относятся Слова 1, 2, 9,10,12 и 13 (по русскому изданию). Другие Слова – длинные, тщательно обработанные, до высшей степени художественности, о которых, выражаясь языком самого Григория, можно сказать, что они назначены светить всем церквам и душам и всей полноте вселенной – как Слова не догадочно предложенные, не мысленно только преднаписуемые, но изрекаемые ясно, как совершеннейшее обнаружение богословия.[841] Некоторые из этих Слов были, по-видимому, после произнесения вновь переработаны Григорием, после чего получили ту большую обширность, при какой, очевидно, произнесены быть не могли, каковы, например, Слова на Юлиана, похвальное Василию Великому, Слова о богословии.

По форме и по строению проповеди Григория, за исключением единственной гомилии – толкования на слова из Евангелия от Матфея (19:1-12), суть все тематизированные Слова (λόγοι). В этом отношении (в установлении типа тематизированного Слова в проповеднической литературе IV в.) Григорий стоит впереди своих великих современников – не только Ефрема, но и Григория Нисского и Василия Великого. Тематизация эта состоит в единстве предмета, хотя и не всегда выдерживаемом со всей строгостью, так как проповедник, о чем бы ни говорил, никогда не упускает случая возвратиться к главному предмету всей своей проповеднической деятельности – к догматическому учению о Троице, которое и вставляет нередко в проповеди, не имеющие в целом догматического характера.[842] Иногда тема проповеди и прямо высказывается проповедником: так видим в Слове о бегстве в Понт, где Григорий прямо говорит, что речь его будет иметь предметом объяснение причин бегства и причин возвращения. Подобным образом в следующих случаях: «Теперь предназначу другую цель слову – …как правдивы весы Божий и какие воздаяния находит для себя нечестие»;[843] «Примите слово о любви к бедным».[844] Иногда в приступе намечается предмет Слова: «Любезный мир, вожделенный делом»[845] и т. д. Затем, в структуре проповеди большей частью нет внешнего схематизма, то есть ясного обозначения составных частей Слова или деления, какое видим в Слове на Святое Крещение [846] или в Слове Горгонии [847] и еще.[848]

Вообще, риторически правильная внешняя структура Слова не составляет предмета заметной нарочитой заботливости проповедника: мысли его в гениальном изобилии, хотя и в сжатом, компактном виде, всегда в более или менее остроумных и своеобразных комбинациях, текут вполне свободно, в стройной логической ассоциации, правильность которой мало нарушают бесчисленные детальные уклонения от непосредственного предмета речи, которые плодит его гениально изобильная мысль.

Большая часть Слов имеет искусно составленное вступление, иногда очень длинное, например в «Слове о любви к бедным», а также в «Слове на Пасху»,[849] где проповедник сам влагает в уста слушателей жалобу на необычайную длинноту вступления: «„Что нам до сего, – скажет кто-нибудь, – гони коня к цели, любомудрствуй о том, что относится к празднику и для чего собрались мы ныне“. Так и сделаю, хотя начал несколько отдаленно, принужденный усердием».[850] Содержание вступления заимствуется то от внешних обстоятельств проповедника (например, в Словах 1, 36, 17), то от пороков слушателей (Слова 6, 20, 32), то от величия и важности праздника (Слова 45,1,38,39,45), то состоит из краткого повторения сказанного в предыдущем Слове (Слова 28, 30, 31, 40) и др. Как на образцовые можно указать на вступления в Словах на Богоявление,[851] по случаю градобития,[852] о самом себе [853] и во всех панегириках. Более краткие вступления – в Словах о бегстве в Понт и на день Маккавеев.

Заключения в проповедях Григория весьма разнообразны: то он повторяет