Но самая главная сенсация ждала публику во время защиты диссертации. Соискателю было мало шума, поднятого его дерзкими утверждениями, он стал ссылаться на одного из факультетских педелей как на авторитетного ученого. Величал его «эрудированным антропологом с широким социологическим кругозором», процитировал целую страницу из книжонки, которую не так давно тиснул этот самый Педро Аршанжо, черномазый, лезущий в ученые: «Условия жизни народа в Баие ужасны, нищета его чудовищна, медицинская помощь и санитарная гигиена отсутствуют вовсе, но ни правительство, ни местные власти не обращают на это ни малейшего внимания. Выжить в таких условиях может лишь народ, наделенный необычайной силой и выносливостью. A раз это так, сохранение обычаев и традиций, организация обществ, школ, процессий, раншо, терно и афоше, создание танцевальных и песенных ритмов, всего, что свидетельствует об обогащении культуры, – это настоящее чудо, возможное лишь благодаря метисации, ничем другим объяснить его нельзя. От смешения кровей рождается порода людей настолько талантливых, выносливых и сильных, что они побеждают нищету и отчаяние, творя повседневно красоту, утверждая жизнь». С кресел, отведенных членам Корпорации, послышалось яростное рычание: «Я протестую!» Это поднялся багровый от злости профессор Нило Арголо:

– Эта цитата – оскорбление высокому собранию, всему факультету!

Профессор Арголо не ограничился этим кратким заявлением: в прениях он произнес уничтожающую речь, полную благородного гнева. Да вот беда, никто его не слушал: студенты кричали «Браво!» Фраге Нето, профессора говорили, перебивая друг друга, каждый твердил свое, слышались ругательства, шиканье, свистки – сущий ад. Конкурс закончился полной победой кандидата – лишь два-три профессора снизили ему балл, – и студенты, ликуя, подняли его на руки.

Профессор Силва Виража без колебаний согласился быть свидетелем на гражданском бракосочетании Тадеу. Он знал молодого инженера еще мальчиком – тот не раз дожидался крестного в лаборатории паразитологии – и был осведомлен обо всех трудностях, которые Тадеу пришлось преодолеть на пути к диплому. Профессор не раз давал мальчику денег на трамвай, на мороженое, на кино. Знал он и семью Гомесов: «Неотесанные фазендейро из сертана, дикие и отсталые, по интеллекту намного ниже Тадеу. Но если юноша и девушка любят друг друга, остальное не имеет никакого значения. Пусть женятся и плодятся».

Славный был скандал, не одну неделю об этом событии судили-рядили в Баие все, кому не лень; только Второго июля празднества в честь столетия независимости Бразилии отвлекли от него всеобщее внимание. Велись жаркие споры, порой доходившие до ругани, будто это был первый случай, когда мулат и белая девушка сочетались браком. Невеста – белая баиянка, то есть не без капельки негритянской крови, по мнению знающей толк в этом деле графини Изабел Терезы, большого друга венчающихся – Забелы. Жених – темный мулат, «совсем жгучий брюнет», если воспользоваться миролюбивым выражением доны Эмилии.

Такие браки становились уже заурядным явлением. Черно-белые и бело-черные пары, вступавшие в церковь об руку с родителями, уже не вызывали иных чувств, кроме обычного умиления союзом любящих сердец. На этот раз, однако, не отец вел под руку невесту, неф и алтарь не сияли огнями. Обе церемонии – гражданская и церковная – состоялись в доме друзей при малом числе приглашенных, в атмосфере нависшей над молодыми опасности. Свадьба Тадеу и Лу разожгла споры и пересуды в Баие.

Могущественные Гомесы, владельцы крупной латифундии в сертане, видные представители баиянской элиты, сочли сватовство Тадеу оскорблением, наотрез отказали черному и небогатому претенденту. Закрыли перед ним двери своего дома, ранее столь гостеприимного, запретили видеться с дочерью, не признав заслуживающим внимания капитал жениха: талант и упорство, поэтический дар, умение делать труднейшие математические расчеты, диплом с отличием, блестящую карьеру в Рио, где он стал правой рукой Пауло де Фронтина.

Браво, полковник Гомес! Давно пора главам порядочных семейств положить конец преступному смешению кровей, вырождению белой расы в Бразилии, пора дать отпор негритне! Так ликовали Нило Арголо, Освалдо Фонтес и их воинствующие приспешники, рукоплеща полковнику.

Прискорбный и бесполезный поступок, расовая ненависть не даст урожая на земле Бразилии, любая стена предрассудков рухнет под натиском жизни – отвечали им те, кто думал как Силва Виража, Фрага Нето, профессор Бернар.

Такие споры да еще красота невесты, блистательная карьера жениха, их верность запретной любви – все это окружило свадьбу ореолом волнующей романтики. О ней говорил весь город.

Тадеу приехал заранее, но почти нигде не показывался, о том, что он в Баие, знали немногие. С невестой он встретился в доме Забелы, вместе обсудили все до последних мелочей, «в таком согласии, ну просто прелесть», как объявила местре Аршанжо старая графиня, которая все меньше могла двигаться, но зато все больше говорила.

Лу рассказала жениху о настойчивых ухаживаниях доктора Руя Пассариньо, постоянного гостя и собеседника ее отца. Адвокат держался скромно, внимание к ней проявлял деликатно, с тактом. Не навязывался, не торопился с объяснением, ограничивался намеками и долгими взглядами. Вести свое дело он доверил доне Эмилии, и та рассыпалась в похвалах претенденту. «По уши влюблен, дочь моя, ждет твоего слова, жеста, знака согласия выслушать его предложение. Тебе, в конце концов, вот-вот стукнет двадцать один. Все твои подружки по коллежу давно замужем, растят детей, а Марикота – та успела и мужа оставить, вот ужас-то, прости господи! Лучшего мужа, чем доктор Пассариньо, тебе не найти, он и отцу по душе, и мне, просто счастье подвалило, ну, будь умницей, не упрямься». День за днем одна и та же материнская песня, один и тот же вопрос в глазах адвоката.

Накануне для рождения Лу доктор Пассариньо пришел после ужина и, вместо того чтобы расположиться в гостиной с полковником да побеседовать о политике и ценах, попросил девушку уделить ему минутку-другую для разговора наедине. Они вышли в сад и сели на скамью под развесистым манговым деревом. В небе – луна, окруженная звездами, внизу – воды залива, старый форт, темные силуэты кораблей. Ночь для влюбленных. Бакалавр понятия не имел, как нужно делать предложение, и чувствовал себя не в своей тарелке, но наконец, после неловкого молчания, превозмог свою робость:

– Не знаю, говорила ли вам что-нибудь дона Эмилия, у которой я просил разрешения обратиться к вам. Я уже не мальчик…

– Доктор Руй, мама мне сказала. Я польщена и питаю к вам дружескую симпатию – вы вели себя безупречно. Именно поэтому прошу вас не продолжать. Я уже дала слово, у меня есть жених, и скоро, очень скоро будет наша свадьба.

– Дали слово? Жених? Дона Эмилия мне ничего такого не говорила! – Пораженный адвокат смог наконец посмотреть в ее большие, с поволокой глаза.

– Неужели никто не рассказал вам? Папа и мама не в счет, они об этом никогда не упоминают. Но о сватовстве было много разговоров.

– Ничего я не слыхал, я живу уединенно, пересуды – не моя стихия.